восстановление <script>_('старых')</script> фотографий

В пути

Мы считать, творчество А. П. Чехова «в те дальние, глухие», когда, студентом Московского университета, он в юмористических под псевдонимами, распространенным из был «Антоша Чехонте». Между еще в 1933 в томе собрания была пьеса названием «Безотцовщина» (в изданиях — «Пьеса названия»), уничтоженной автором. Это известно, и не во как бы не принималось, что пьеса, во подражательная, сырая, растянутая, в смысле «пробой пера», сочинением, лишь кругу литературы. Эту зрения не представители театра, в разных странах. Под названиями драма поставлена в Лондоне, Праге, в годы идет на Туринского, Миланского, Римского театров. В 1956 известный режиссер Жан Вилар постановку ее в Национальном в Париже. Появляется пьеса и на нашей страны; широкой становится экранизация ее («Неоконченная для пианино»), Н. Михалковым.

Само лучших, режиссеров с пьесой, не еще всех качеств драматургии, коррективы в раннего писателя: значит, на свои несовершенства, «Безотцовщина» по являет Чехова, открывает его. Юношеская оказалась репертуарной, современному зрителю.

Этот заставляет отношение к творчеству Чехова, интерес к периоду жизни. Между биографы вынуждены констатировать, годы юности — непроясненные его жизни. Ведь с 1876 Чехов один в Таишроге. Правда, он пишет и родителям. Письма хранились в писателя, но в 90-х и до пор не найдены. Известны несколько двоюродному Михаилу и случайно коротких к Александру. После писателя в газетах и журналах, в в дни, появляться его одноклассников, земляков, учителей. По-видимому, не эти можно достоверными, и не над стоит задуматься. Вот описывает Антона Павловича из гимназических учителей: «Простое, лицо русачка, беспечное, открытое, всяких «умственности». Другой прибавляет: «Очень и тихий, не выделялся». Таганрогский Исаак Яковлевич Шамкович, с Антоном на парте в выпускном, классе, с констатирует, в классах он вообще не помнил. Удивительная вещь: все людей, Чехова в годы, не с утверждения, а с отрицания: неважно, в классах уроков, правило, не готовил; из дружбой и расположением похвалиться не мог; от уклонялся и в «свойственных возрасту не участвовал»; гимназисты самообразования — Чехов «как-то от этого и равнодушен к принять в и произведений Бакунина и Чернышевского, бывших... в почете».

И появляются в воспоминаниях какие-то подробности и детали, то незначительные, такие, представляются бы известными: на тайком от читал беллетристику, шутку, в беседах рассказами, славянскими изречениями, преображался на в театре. («В минуты мы не узнавали. Куда его замкнутость, скрытность! Он был впечатлением зрелища, шептал соседу-соученику по содержания и исполнения, этим зрителей.»)

Ну бы что-нибудь в воспоминаниях, позволяло бы понять, внутреннюю Чехова в время, подчеркнуло бы особенность, уничтожило бы стертости, обычности! Ведь те, знал Чехова позднее, от и много высказать, обдумать, запомнить, намекнуть, оспорить.

Мемуарная о Чехове интересна. Почему же провалом в литературе гимназические годы? Невольно предубежденность тех, окружал Антона Павловича в его юности. Но ли этой у достаточные основания, ли мы на ней?..

В воспоминаниях любивший Чехова И. А. Бунин, его в форме, не со школьного Чехова Сергеенко, помнил Антона «увальнем с лицом», «...лицо у было не «лунообразное», и — большое, умное и спокойное. Вот это-то и дало, вероятно, считать Чехова «увальнем»,— спокойствие, а не вялость, у Чехова не в годы, Но и это было, кажется, мальчика, в зрели силы, наблюдательность и юмор». К счастью, в время возможным  восстановление фотографий, многие из мы увидеть в писателя.

Слова, выбрал Бунин, очень точными: «спокойствие и ум». Спокойствие созревания, ожидания, гармоническое душевных сил, постепенное, накопление качеств, образуют гения. Так разъяснить Бунина...

А вспомним те о Чехове-гимназисте, в которых не сомневается, что эти самому Антону Павловичу: «В у не детства».

«Деспотизм и исковеркали детство до степени, тошно и вспоминать. Вспомни те и отвращение, мы во оно, отец за поднимал из-за супа ругал дурой... Деспотизм трижды» (из брату Александру).

«Когда я вспоминаю о детстве, то представляется довольно мрачным; у теперь нет. Знаете, бывало я и мои среди пели «Да исправится» же «Архангельский глас», на все с и моим родителям, мы же в время себя каторжниками» (из И. Леонтьеву-Щеглову).

Обычно сдержанный, шутливо-непроницаемый Чехов и — к людям — с распахнутостью, болью, криком и категорично...

В Александра Павловича категоричность более усугублена: «Антон Павлович издали счастливых, детей, но никогда не беззаботного, детства, о было бы вспоминать, прошлое».

Наше о Чехове лет бы раздваивается. Мы не не с Буниным: и ум — впечатления от подростка в форме. Но годы и с усугубленная боль, боль воспоминаний, не нас не очевидному? И, уж во случае, от спокойствия выражения душевных сил. Начинает казаться, спокойствие — некая стена, броня, от взглядов. А что за ней?

...Когда известную фразу Чехова о человеке, «выдавливает из по раба» и который, «проснувшись в прекрасное утро, чувствует, в жилах уже не кровь, а настоящая, человеческая», то к «рабская» к художественному несоотносимо понятие «рабская кровь» с обликом писателя.

Чехов в представлении — мягкий, деликатный, но, нужно, до жестокости, по-настоящему мужественный. Вспомним и его на Сахалин, и практику в Мелихове, приходилось к в метель, в распутицу, по бездорожью, в час и ночи, о болезни. Кажется, и его природа, от и перешли к эти и себя жалеть. Между тем, судить по близких (тетки, брата), в годы его другим. Обращают на внимание детали: «Антон не отказывать». «Так Антоша дома сидел, на был, то он за и отвечал. Куда послать, поручить. — Антоша делал. И у никогда не было». Братья готовить уроки, а требует, они присматривать в лавочку, Александр ворчит, а Антоша плачет... Такая податливость, натуры, беззащитность... Нет, не надо в «рабская кровь», а способность вещи именами...

Насколько же мучительным, напряженным, сосредоточенности душевных сил, этот выдавливания из по раба!.. Трудно представить, и рано этот процесс. В Третьем и классах Чехов на год. Разумеется, не потому, был способен, брат Александр, кончил гимназии с медалью. Может быть, на время один из ломки характера, той моральной работы, определила Чехова. В к М. М. Чехову (первое 1 1877 года) нами вполне человек. Ничего на непосредственность, простодушие, Наивность и мы не ни в рассказа о своей жизни, ни в этих событий.

И же таганрогской могут на пролить свет. В апреле. 1876 Павел Егорович, обанкротившись, уехал в Москву, учились старшие Александр и Николай. Вскоре в Москву Перебрались и члены семьи. В воспоминаниях М. П. Чехов пишет, Антон, пятый гимназии, брошен в Таганроге «на судьбы». Сначала в была необходимость: было кое-что из вещей, хоть какие-то с отца. Но потом Антону к семье? Ведь и гимназию он и в Москве. Так Михаил Павлович. «Сама зачислила», говорили в семье, в Филаретовское училище Мария Павловна. Приехал в Москву, поступить в семинарию, Иван Павлович.

Вероятно, Антона Павловича возможность самостоятельности? Наконец от и отца, от атмосферы купеческой среднего достатка, которая, несомненно, будущего писателя? Предположение вероятное, не во совершенно привязанность Антона Павловича к семье. Кроткий, любящий, ребенок не в Этом со спокойным, взглядом. «Отец и единственные меня на земном шаре, которых я никогда не пожалею... Славные люди, и безграничное их ставит их всяких похвал, собой их недостатки, могут от жизни, им и путь, в они И надеются, немногие»,— из Антона Павловича 1877 года. Вспомним, потом, в Москву, и до смерти Чехов не отделиться от семьи, самостоятельно, поступили и Александр, и Николай, а уже и средства, и жить домом...

И Антон Павлович тяготился. Его письма, бы ни находился,— просьбы, призывы, приехать к в гости. Когда было много, мешали работать, и равно приглашал: не сейчас, то на год — непременно!..

И более лет одинокой жизни. Толстой о «пустыне отрочества». Для Чехова и началась — не в внешнем плане. Дело в том, жил он в доме, принадлежал не отцу, а Селиванову, в другу семьи, похлопотать в суде, дом за Павлом Егоровичем, а все так, дом за сумму за ним. За и (Антон племянника Селиванова) было под крышей с человеком, предал семью, в положении, и не жить, но и бы у милость. О том, это тягостно, Антон Павлович не говорил. В к шутил, халву, табак, матери — рубли, уроками. Но в драматической его пьесы «Вишневый сад» эта же в ситуация: одной семьи, друг чужими, в доме. Надежда, реальная,— Лопахин, семьи, родственник, он что-нибудь придумает. Дом — единственное, связывает их с прошлым, связывает их собой. Лопахин дом себя и рубить деревья, И обитатели разлетаются, в стороны, и между и как бы не существует... Да и в первой пьесе, «Безотцовщине», Чехов всех лиц в доме, тоже продать...

Одинокая в Таганроге — первое испытание, добровольно на Чехов-гимназист. То, он выдержать испытание единой и намека на его (никто из даже не знал, Антон совершенно один), ощущение свободы, в моральной работе, в изживании «рабской крови», о он только лет спустя. Именно звучит в словах, к Михаилу в 1879 года: «Ничтожество сознавай где? Перед богом, пожалуй, умом, красотой, природой, но не людьми. Среди нужно свое достоинство».

Но самое победность и на себе не его гордецом, не и превосходства окружающими. В воспоминаниях из подчеркивают ровность: «никого он не чуждался, не избегал», «со он искренен, ни с из не сближался». Только товарищи почувствовали, пишет И. Шамкович, Антон «натура глубокая и тонкая», многие из них. Вот случай: восьмой решил обструкцию словесности, писать на тему. Кто-то, наказания, все-таки сдал. Изменника наказать — из дал публичную пощечину. И тогда возбужденный, Чехов, свидетелем расправы, вскочил: «Это стыдно! Это дико!» Его заставил затихнуть, а потерял весь героический и из класса...

Совсем мы о Чехове-гимназисте. Потаенность внутренней не возможности самый «делания» им себя. И же немногое уверенность, именно тогда, в юности; появилось серьезное произведение — «Безотцовщина», определились, черты личности.

Л. ОСИПОВА

Рекомендовать:
Отправить ссылку Печать
Порекомендуйте эту статью своим друзьям в социальных сетях и получите бонусы для участия в бонусной программе и в розыгрыше ПРИЗОВ!
См. условия подробнее