Интервью

Владимир Гостюхин: «Будут внуки — надо их учить жить смелее»

Напряжение было столь велико, что после финальной сцены самоубийства, вошедшей в фильм вторым дублем, я упал на руки режиссеру и не приходил в себя минут пятнадцать...

Оказывается...

Наука и спорт

Высокие достижения спортсмена зависят не только от физической формы, но и от того, как он экипирован. Спортсмен может и не знать, сколько всяких ноу-хау вложено в его победу.

Присоединяйтесь

• RSS

Любовь Александра Невского

В приемной известного профессора, ведущего хирурга одной из московских клиник, сидел высокий бледный человек.

Что у вас? - не отрывая глаз от какой-то бумаги, спросил профессор.

- Я очень прошу вас оперировать мою жену.

- Почему именно я? В клинике сотни больных, и я не могу каждого...

- Я прошу вас об этом не только потому, что вы блестящий хирург, на это есть и другая важная причина. Если вы позволите, я объясню вам...

Профессор внимательно взглянул на посетителя и, уловив в лице мужчины волнение и боль, решил выслушать его.

- Если позволите, я начну издалека,- сказал мужчина, вытирая платком пот со лба.

...Отец и мать мальчика разошлись, когда ему еще не было и года. Шурик стал жить у дедушки с бабушкой в маленькой комнатке на Чистых прудах.

Время шло, у родителей появились новые семьи, а Шурик по-прежнему жил у стариков. Строгий дедушка работал бухгалтером, держался с достоинством. Бабушка вела их нехитрое хозяйство.

Шурик переходил из класса в класс, носил перешитую из дедушкиной одежду. Жилось им трудновато, а когда старички начали прихварывать, Шурик решил идти работать и уже в 16 лет стал учеником слесаря.

Когда началась война, в семье работал один Шурик, дедушка к этому времени вышел на пенсию. Вскоре погиб на фронте под Москвой отец. Шурика, как единственного кормильца стариков, в армию не призвали, но он всей душой рвался на фронт, стыдился того, что сидит в Москве, в то время как его товарищи бьются с врагом и погибают. Несколько раз ходил в военкомат и в начале сорок второго года получил повестку в армию. Старики не осуждали его, только как-то поникли, сгорбились, поглядывали на него грустно и серьезно. Провожали они Шурика вдвоем, держась под руку. Дедушка строго сказал: «Воюй, внук, достойно!». А «буся» исподтишка крестила его да шептала: «Пиши, Шурик, не забывай нас, Шурик!»

Учеба на курсах промелькнула быстро. Часть, в которую направили парня, сразу же попала на передовую. Тяжелые бои, отступление, опять бои, два легких ранения, лечение в медсанбате - дни и месяцы мелькали, как кадры в кино. Домой он писал часто, очень скучал по своим «бусе» и «дусе», получал письма и от них. Дедушка сдержанно сообщал о жизни в Москве, ни на что не жаловался, советовал Шурику, как держаться с командирами, товарищами, просил «не подкачать», не опозорить их фамилию.

В каждом письме была приписка от бабушки с пожеланиями и просьбами беречь себя, не остудить горло, не промочить ноги.

В конце сорок третьего года от дедушки стали приходить совсем короткие письма. Приписок «буси» в них не было.

Еще через полгода не стало писем и от «дуси». Шурик волновался, писал соседям, в домоуправление, просил сообщить, что случилось, но ответа не было. Через адресное бюро нашел тетку и только в сорок четвертом году получил от нее ответ. «Прошу тебя, Шурик,- писала она,- простить за молчание, но я была связана словом, которое дала твоим старикам. В ноябре сорок третьего года тяжело заболела бабушка. Понимая, что уже не поднимется, она взяла с нас с дедушкой слово, что после ее смерти мы тебе об этом не сообщим». И дедушка, честный и гордый «дуся», как мог, скрывал от внука их общее горе.

После смерти жены дедушка начал слабеть, безучастно сидел у окна и оживлялся лишь, когда передавали сводки с фронта или приносили письма от Шурика. А когда слег, в свою очередь, взял с тетки слово, что она хотя бы полгода будет оберегать его мальчика от горького известия.

Нужно было жить, бить врага, он жил, воевал, получал боевые награды. Уже начались бои в предместьях Берлина, уже все говорили о близкой Победе, когда случилось непоправимое! Вражеский снаряд накрыл блиндаж, и последнее, что видел и помнил Шурик, была ослепительная вспышка огня. А потом долгие дни беспамятства.

Очнулся он в полной темноте, кружилась голова, остро болела правая нога. Голову стягивали, закрывая глаза, бинты, в ушах шумело. Он силился подняться, но не мог: сразу появлялась боль во всем теле.

И вдруг его руки коснулась теплая шершавая ладошка! «Буся, это ты? Я знал, что ты жива, что все это мне приснилось! - Он заметался в постели, пытаясь встать, губы невнятно шептали: -Бусенькая моя!» На шею Шурика упала одна теплая капля, потом вторая...

Периодически возвращалось сознание, прерываемое лихорадкой, ознобами, острой болью. Боль причиняли перевязки, смена белья, простые движения в кровати.

Он уже слышал шаги и разговоры и научился отличать руки, маленькие, теплые и шершавые, которые иногда причиняли ему боль, но чаще успокаивали, Шурик давно понял, что это не бабушка, но привык к ним и ждал их прикосновения.

Настал день, когда с головы и глаз сняли повязки. Сначала свет показался нестерпимо ярким, а предметы вокруг расплывчатыми. Потом они стали четче, проявляясь, как негатив в ванночке фотографа. Палата со сводчатыми потолками, койки с ранеными вокруг, зеленая ветка дерева в окне, а в ногах, держась за спинку его кровати, стояла молодая женщина в белом халате. Из-под белой шапочки выбиваются пышные каштановые волосы, милое лицо бледно, а глаза полны слез.

От мысли, что он видит, сердце Шурика наполнилось радостью. И сразу же подумалось, что перед ним хозяйка ласковых рук, которые сейчас судорожно вцепились в спинку его кровати.

Шурик заволновался, задвигался, пытаясь подняться, но не смог. «Лежите, Саша,- сказала женщина тихим голосом,- Лежите, пожалуйста, вам нельзя волноваться».

- А моя бабушка называла меня Шуриком,- сказал он и мучительно покраснел.

- Вот мы и познакомились. Вы - Шурик, а я - Екатерина Николаевна, ваш врач,- отозвалась молодая женщина и тоже покраснела.

Шурик не успел ни о чем спросить ни ее, ни стоявших вокруг сестричек, которых он вначале и не заметил, как в палату быстрыми шагами вошел коренастый капитан медицинской службы. Он подошел к женщине, положил ей на плечи руку и что-то тихо сказал, но она ничего ему не ответила, продолжала смотреть на Шурика. Тогда военврач строгим голосом приказал готовить раненого к перевязке.

Только теперь узнал солдат, что вражеский снаряд не просто тяжело ранил и контузил его, но и оторвал правую ногу почти целиком. Вот почему так сильно болели бедро и вся правая половина тела.

Потом начались нагноение раны, заражение крови, боли, жар, беспамятство. И каждый раз, когда он приходил в себя, рядом была милая женщина, доктор, Катя, как он про себя называл ее. Утешала, подбадривала, ругала за малодушие и лечила! Лечила не только лекарствами и своими добрыми руками, но и заботой. Перевязывала, переливала кровь, помогала подняться, учила ходить на костылях.

Военврач часто заходил в палату, интересовался состоянием раненого, предлагал отправить его на долечивание в московский госпиталь. Но Катя каждый раз отстаивала Шурика, доказывая, что пока еще он не перенесет дороги.

Однажды Шурик услышал тихий разговор между врачами. «Может быть, мне перевестись?» - спрашивал капитан у Кати. «Не знаю, что вам и посоветовать,- ответила она.- Видно, моя судьба в этом парне».

Короче говоря, пришла демобилизация, а Катя с Шуриком приехали в Москву мужем и женой. В трудные послевоенные годы Катя работала врачом, успевая проводить и встретить своего Шурика, который начал учиться на бухгалтерских курсах, ездила заказывать ему протез, воевала за то, чтобы протез сделали полегче. Потом терпеливо учила мужа ходить без костылей и без сопровождающего, заставляла чувствовать себя полноценным человеком.

Жизнь шла. Шурик стал главным бухгалтером крупного учреждения, его очень ценили за знания, честность и неподкупность. Он научился помогать Кате по хозяйству, водить машину. А она по-прежнему была для него всем на свете -поддерживала, советовала, успокаивала.

Получили новую квартиру и машину, ездили отдыхать и путешествовать. Появились добрые друзья, отыскались однополчане. Встречали с ними праздники, Дни Победы и, как все, старели.

Первой ушла на пенсию Катя, болели ноги, мучило повышенное давление. А тут подряд два инфаркта у Александра. Вновь Катя лечила его, оберегала от волнений, ухаживала.

Нынче эта немолодая и тяжелобольная женщина нуждается в срочной операции.

- Теперь вы знаете, профессор, кто для меня моя Катя.

Профессор встал из-за стола, подошел к посетителю и,

положив ему руки на плечи, серьезно посмотрел в глаза.

- Иди, солдат, и будь спокоен. Я сам буду оперировать твою Катю.

А когда мужчина подходил уже к двери кабинета, вдруг спросил с волнением:

- Какую фамилию носила Катя до замужества?..

P. S. Шурик пережил свою Катю только на полгода.

Вера СМИРНОВА