Ими нельзя не любоваться. И я любуюсь.
Мать и дочь находятся в том коротком возрастном равновесии, когда выглядят подружками. Матери около тридцати пяти, дочке четырнадцать. Мать женственнее, дочь спортивнее, обе высокие, «вытянутые» до хрупкости. У обеих озорные, брызжущие смехом медовые глаза. Называют они друг друга «Шуриком» (мать Александра Сергеевна, Шура) и «Муриком» (дочь Маша).
И говорить они могут между собой на самые разные темы. О сложном характере «папочки» — с юмором и добрым осуждением. О литературе и живописи. О природе такого чувства, как зависть...
Вместе проводят каникулы и отпуск, совмещая их, чтобы путешествовать. То едут в Ленинград — в музеи, то в Горный Алтай — на природу.
Мурик не так давно принесла из школы первую записку от мальчика. Приглашение в дискотеку — то ли угроза, то ли объяснение в любви. Вместе хохотали за вечерним чаем, шушукались, секретничали, чтобы не слышали бабушка и отец.
— Я такая счастливая мать,— как-то сказала мне Александра Сергеевна.— Мы так близки,— и, задумавшись, добавила: — Мне становится больно от одной мысли, что дочь может отойти от меня. Предпочесть в дружбе кого-то. Что-то скрыть, пережить в одиночку...
Я молчала. У меня по этому поводу были свои мысли. Не то, чтобы грустные сами по себе, но для матери, занявшей такую позицию, явно не утешительные.
Ранняя юность — пора, когда дети чаще всего отдаляются от нас. Еще вчера отец, мать — непререкаемый авторитет, каждое их слово ловится со вниманием. А сегодня мало стало привычной духовной пищи. Книги, друзья, друзья друзей... Мир расширяется. Накоплен известный опыт для размышлений, сравнения, анализа. Усиливается в отношении ко всем близким взрослым критическое начало.
Все это, в общем-то, известно. И если оборачивается неожиданностью, то почему-то лишь применительно к собственным детям. Каждый человек по природе своей автономен — тоже банальная истина! Как трудно бывает ее принять, если речь идет о сыне или дочери!
Дистанция... В разговоре ли, в отношениях ли с людьми далекими мы устанавливаем ее автоматически, не затрачивая на это душевных сил. Но там, где вмешивается чувство, именно дистанция часто превращается в проблему. Расшибаем лоб, расшибаем душу... Противоречие: в самой любви заложено стремление к близости, к полному единению. Захваченные этим стремлением, мы забываем о «мелочи» — о душевном комфорте человека, живущего рядом с нами. Все плохое в этой ситуации усугубляется тем, что человек этот, хоть и вырос, младше нас, от нас зависим, что мы, сами того не замечая, топчем подчас его самолюбие, уменьшая расстояние между собой и подростком почти до нуля.
И встречаем или прямой отпор, или скрытый. Или: «Не приставай ко мне», «Не лезь в мои дела». Или холодные: «Да», «Нет», ничего не говорящие, не подпускающие ни к мыслям, ни к чувствам. Невидимая стена, выросшая внезапно...
Да не поймут меня так, что не надо, мол, в эту пору искать дружбы с младшими, взаимопонимания. Сказать себе: «трудный возраст» — и успокоиться? Ни в коем случае! Невосполнимы потери даже временного внутреннего разрыва между близкими, любящими людьми.
Не так давно разговорились мы с давним другом. Речь зашла об отношениях с постаревшими нашими родителями. «Знаешь, — сказал друг,— я своих стариков люблю. Очень люблю. И объективно я неплохой сын. Конечно же, выполняю свой сыновний долг, забочусь о здоровье, помогаю и прочее. Два раза в неделю еду через всю Москву к ним. Тревожусь. Сердце отзывается болью на немощность их плоти. Я безмерно их уважаю, ценю их опыт, знания, нравственную высоту. Больше того, я любуюсь отцом и матерью, они мне интересны как люди. Но приезжаю, сижу час-другой и чувствую: как бы не о чем говорить. О погоде поговорили, о здоровье, о семейных и рабочих новостях. Внешнее все это. Но перед ними я не привык... исповедоваться, что ли».
Мы вместе с другом стали думать тогда, откуда эта непреодолимая дистанция, делающая отношения близких людей и суше, и беднее.
Относимся мы к тому поколению, которое еще называют «детьми войны». Отцы наши сражались на фронте, а матери за нашу жизнь — в тылу. В буквальном смысле за - жизнь изо всех физических сил бились женщины. Удивительно ли, что наша близость с ними сложилась в основном на бытовом уровне. Мамы не ходили вместе с нами в театр, не читали с нами книг, не путешествовали, не гуляли просто по городу, не беседовали подолгу. С утра, перед работой поцелует мать и распорядится: «получи хлеб», «вымой пол», «ешь картошку». О внутреннем, духовном, сокровенном — при искренности чувств — так и не научились мы с ними говорить. Многое у нас отняла война. Кроме видимого, еще немало и такого невидимого, что осознается по прошествии десятилетий.
Демографы ищут следы трудных огненных лет в чередовании «волн» рождаемости — пиков и спадов. Психолог, наверное, Мог бы их обнаружить и в некотором нарушении равновесности отношений между отцами и детьми. Дистанция велика — дистанция мала... Образованные (и не обойденные педагогической пропагандой) современные мамы и папы, в свое время по причинам, не от них зависящим, не добравшие радости общения со взрослыми, стремятся дать эту радость своему ребенку. Они стремятся использовать любую ситуацию, чтобы приблизить к себе младшего. Свой, родной да еще по духу близкий человек, друг! Это и впрямь прекрасно.
Но, видно, жизнь никого не избавляет от поисков гармонии, меры... У дружбы вплотную, дружбы без дистанции есть свои издержки. О них и разговор.
...Эту женщину я уважаю больше многих: широкий ум, образованность, подлинная интеллигентность, сказывающаяся в активно-доброжелательном отношении к людям, профессиональная высота (она врач) — все при ней. И мать она образцовая, вряд ли кто больше, чем она, уделял внимания собственному ребенку. Когда сыну ее Валентину было лет пять-шесть, сделала все, чтобы выявить его природные склонности, задатки. Мальчик оказался очень способным к живописи, хорошо чувствовал цвет. Несколько лет три раза в неделю отводила мать его в художественную детскую студию. Вместе изучены были Третьяковка, Эрмитаж, Пушкинский, Русский музей, росла дома коллекция альбомов с прекрасными репродукциями. В двенадцать-тринадцать лет Валя на равных мог с матерью обсуждать достоинства той или иной картины. Живопись стала общей страстью подростка и взрослого. А еще они вместе читали Фолкнера и Достоевского, Трифонова и Бондарева.
Ничто не предвещало того, что произошло, когда мальчику исполнилось семнадцать лет. Появилась у Валентина девочка, быстро исчезнувшая с горизонта, появлялись какие-то друзья, тоже не задерживавшиеся надолго. Мать только может предполагать, что сына постигли какие-то разочарования, настигли печали — в эту свою жизнь он ее пускать не захотел. Интерес к живописи не то что совсем заглох, но как-то померк. И о прочитанном Валентин теперь «никому не докладывал».
До семнадцати лет — отрада, отличник, близкий человек. После семнадцати — жестокосердный, замкнутый деспот, держащий свою мать в состоянии непрерывного напряжения. То он бросал институт, в который по настоянию матери с таким трудом поступил (правда, потом блестяще сдал экзамены в другой вуз). То вдруг ушел из дома на частную квартиру. То отказался брать у родителей деньги и пошел работать ночным сторожем. И все это — с явным оттенком неприязни к матери. Отношения их в эти годы были похожи на бурный роман со сценами, изматывающими обоих. С любовью и ненавистью. С въедливым вниманием к подробностям и деталям (со стороны матери). Мать могла, не зная зачем, караулить его у подъезда, «чтобы увидеть, какие у него глаза, что он чувствует». Могла плакать и умолять взять сто рублей, «чтобы не голодая». Могла часами с беспредельной обидой на сына рассказывать мне, какой он «садист».
Мы решали в очередной раз вопрос, почему сын не позвонил домой, если знал, что мать больна. А надо было решать совсем другой — единственный, первоначальный и первопричинный — почему у юноши возникло желание сделать шаг назад в отношениях с родителями, четко обозначить свою «территорию»?
Понять это довольно просто. Достаточно представить себе, что живешь под постоянным наблюдением человека. Наблюдением, даже самым нежным, человека самого близкого. Но непрерывным. О чем ты думаешь? Что читаешь? А нынче куда пошло твое внутреннее развитие? И при этом невысказанное, но само собой подразумевающееся требование предельной откровенности. От этого можно с ума сойти, верно? Одно дело — потребность в минутах исповеди, минутах редких и подготовленных эмоционально, а другое — условие жить «напросвет». Даже любящие супруги существуют значительную часть своей жизни как бы параллельно, Почти сливаются прямые, но длятся рядом автономно.
Замечала: теряют дистанцию в отношениях с детьми чаще всего женщины. И особенно те, которые почему-либо «живут» ребенком, ставят на него «все». Бывает это в случае, если не сложилась личная жизнь, рухнула карьера. Или задумано вырастить из ребенка личность богатую, семенного «гения».
Цель преследуется благая. И субъективно некоторая навязчивость в отношении с ребенком выглядит вполне оправданной: хочется передать воспитаннику весь свой жизненный опыт. Чтобы это сделать с наибольшей полнотой, надо быть душою, мыслями рядом каждый миг.
Как правило, цель в той или иной мере достигается. Дети, выросшие под духовной опекой взрослого человека, бывают и развитыми, и зрелыми. Но... Что-то в таком духовном симбиозе взрослого и ребенка настораживает. Так ли уж полезен нашим детям опыт, передаваемый как бы из рук в руки, вне жизненных ситуаций? Не старит ли он детей раньше времени, этот опыт, полученный готовыми «блоками»? Не делает ли вялыми мышцы сердца? ...Как странно пережил Валентин крушение первой своей любви! Скорее головой, чем сердцем. «Как Аня живет? Не знаю. Не интересно...» Чувство не привело к общему эмоциональному взрыву, осветившему по-новому мир, а лишь явилось сигналом к тому, чтобы «во всем самому разобраться». Юноша замкнулся, ушел в себя. Объявил, что скорее всего бросит и второй свой вуз и «поездит по селам и городам просто так». Я говорила с Валентином по просьбе его матери, моей подруги. «Мне надо побыть одному». «Хочу подумать». «Надо понять, в чем смысл моего существования...» Как трудно в таких случаях бывает доказать, что смысл жизни не отыщешь в самом себе, изолированном от всех, что он открывается лишь в связях и отношениях с другими людьми, в общественной и трудовой активной деятельности.
Пришло время такого опыта, который одной логикой не освоишь. А Валентин привык прежде всего разум включать, решая ту или иную этическую проблему на чужом жизненном материале (своего-то почти не было). Его чуть-чуть, скажем, заинтересовала проблема нравственного начала в художественном творчестве — тут же мать приносит стопку книг: от «Альтиста Данилова» современного писателя Владимира Орлова до писем и статей Толстого. Валентин что-то сравнивал, сопоставлял, делал умозрительные выводы.
Долго я не решалась выступить против такого — из рук в руки — готовенького опыта. Но вот убедилась недавно, что и других эта проблема тоже беспокоит. Философы, биологи, психиатры, врачи, обсуждая проблемы современного человека, обеспокоенно заговорили об избыточности рационального, логического, «разумного» в нашем сознании. В ущерб интуиции, чувству, эмоциональному порыву. А логические схемы, рациональные построения, разумные расчеты зачастую подменяют собой жизнь с непросчитываемым богатством ее связей, ситуаций, обстоятельств.
Думается, школьная реформа, которая повернет «умненьких», подчас не по годам интеллектуальных сыновей, дочерей наших к труду, к движению, к жизни, к детству, сделает и тут доброе дело.
И снова оговорюсь: речь идет не о принципах — лишь о мере. Что есть воспитание, как не длящиеся годами наши близкие отношения с детьми? И разве не в этих отношениях только и можно прикоснуться сердцем к сердцу, передать младшему свои духовные накопления?
Нам есть у кого учиться находить нужную меру, дистанцию в отношениях с младшими. История дает прекрасные примеры.
Не так давно перечитывала письма Инессы Арманд к своей старшей дочери Инне. Преодолевая все немыслимые обстоятельства: разлуку с детьми, вызванную ссылками, эмиграцией, разрыв с мужем, который не мог не отдалить революционерку от дома,— Инесса Федоровна пишет дочери так, как можно писать очень близкому человеку. Обо всем. О том, как нужно воспитывать в себе уверенность — «я знаю, ты сильная». О пользе ведения дневника — тренирует четкость мышления. О том, как одеваться юной девушке. О любви и отношениях с мужчинами, о браке. Нет, никаких обходных маневров при «деликатности» темы, все четко и одновременно высоко, чисто.
Я думала о том, что именно дает эту прозрачную чистоту разговору. Разговору на редкость откровенному да еще зафиксированному на бумаге. И пришла к выводу: отвлеченность от мелких, бытовых деталей. По природе своей Арманд была личностью не домашнего масштаба. Ей многое хотелось сказать миру, и с этой гражданской своей высоты она удивительно легко, успешно достигала контакта со своими детьми, умела влиять на них: они стали ее друзьями, единомышленниками. Адресат писем Инна Александровна вслед за матерью стала активно работать на революцию, участвовать в женском движении.
Этот пример подтверждает правило: в доме, где у родителей есть профессиональные, общественные интересы, дети, как правило, не жалуются ни на обремененность родительским вниманием, ни на его отсутствие. Время общения взрослых и младших бывает не так уж и велико. Выручает качество.
Но не каждая мать «горит» на общественной работе. Есть женщины, чье предназначение — воспитание детей; чье поприще — дом. И здесь есть у кого учиться. Вспомним Марию Александровну Ульянову. Она посвятила себя детям. Когда требовалась ее поддержка, была с ними рядом. Но разве пыталась она когда-нибудь прямо влиять на их решения? Не будучи революционеркой, разве она препятствовала революционной деятельности своих сыновей и дочерей? Удивительная деликатность, удивительное уважение к личности воспитанников! Жить рядом, видеть общее направление развития своего ребенка, понимать его (не всегда, не во всем принимая) — это трудно, это требует и терпения, и мудрости. Именно эти качества помогут спокойно осознать, что дети наши, повзрослев, уйдут от нас. Уйдут, чтобы вернуться, стать ближе прежнего. Ведь это наши сыновья и дочери; все, что вложено в них, уже вложено. Нам остается ждать, когда зерно прорастет, наберет силу. А обеспечит это сама жизнь.
комментариев: 3
комментариев: 1
комментариев: 1
комментариев: 2
комментариев: 1
комментариев: 2
комментариев: 1
Не ждите самого подходящего времени для секса и не откладывайте его «на потом», если желанный момент так и не наступает. Вы должны понять, что, поступая таким образом, вы разрушаете основу своего брака.
У моей жены есть лучшая подруга. У всех жен есть лучшие подруги. Но у моей жены она особая. По крайней мере, так думаю я.
Исследования показали, что высокие мужчины имеют неоспоримые преимущества перед низкорослыми.
Из всех внешних атрибутов, которыми обладает женщина, наибольшее количество мужских взглядов притягивает ее грудь.
Если мы внимательно присмотримся к двум разговаривающим людям, то заметим, что они копируют жесты друг друга. Это копирование происходит бессознательно.
Дети должны радоваться, смеяться. А ему все не мило. Может быть, он болен?
Школьная неуспеваемость — что это? Лень? Непонимание? Невнимательность? Неподготовленность? Что необходимо предпринять, если ребенок получает плохие отметки?
Комментарии
+ Добавить свой комментарий
Только авторизованные пользователи могут оставлять свои комментарии. Войдите, пожалуйста.
Вы также можете войти через свой аккаунт в почтовом сервисе или социальной сети: