Интервью

Спартак Мишулин: «Людям надо говорить хорошие слова каждые пять минут»

... Я порадовалась за Спартака Васильевича, что есть у него настоящий друг и надежная семья; поняла, что главное в этот человеке — доброта и любовь к людям, и от души пожелала ему новых ролей в его родном театре, а нам новых встреч с любимым артистом.

Оказывается...

Наука и спорт

Высокие достижения спортсмена зависят не только от физической формы, но и от того, как он экипирован. Спортсмен может и не знать, сколько всяких ноу-хау вложено в его победу.

Присоединяйтесь

• RSS

Прогулка по первому снегу

Неужели копыта стучат по ступеням? Аня посмотрела на будильник: время позднее, пора бы копытам... Подняла с пола фантик от конфеты, сунула в карман. Пихнула под кровать коробку с диафильмами: слишком хрупкие... Вчера наступила на «Курочку Рябу»,— сегодня приходится на свет ее смотреть, в фильмоскоп не проходит. А под копыто попадет коробка — все ленты к окну прилаживать, что ли? Вдвоем много так не насмотришь. С лошадью интереснее на экране.

Аня подошла к двери. Кто-то шумно дышал по ту сторону. Она совсем разволновалась и распахнула дверь.

На лестничной клетке отдыхала соседка. В руках -битком набитые сумки. А у ног — портфель и пластиковый мешок с портретом Пугачевой.

Аня сказала «здрасьте!» и юркнула в квартиру.

Ну и хорошо, что соседка! Рисунок-то еще не доделан! Аня села за стол и макнула кисточку сначала в красную гуашь, потом в белую.

Рисунок назывался «После скачек». Белая лошадь припала на передние бабки и положила на траву голову. А вокруг нее прямо в воздухе плавают розово-голубые колокола. Чтобы было понятно, какой звон сейчас в лошадиных ушах.

Еще бы сверху написать: «Добро пожаловать к нам!» Но Аня забыла, как выглядят целых две буквы: Ж и Ы. Ладно, устно скажет...

Неужели копыта стучат по ступеням? Аня прикрепила рисунок к стенке и снова выглянула из квартиры. Нет, послышалось.

Она снова посмотрела на будильник. Отец опаздывает с работы. Это хорошо, что опаздывает. Значит, купил! И они пешком идут через город, усталый мужчина в брезентовой штормовке и эмблемой «Уралгеология» на рукаве и молодая беспечная лошадь. Не в трамвае же им ехать.

«Испугался папулечка...— подумала Аня, пристраиваясь в кресле,— Давно надо было эту хитрость придумать...»

Хитрость выглядела так: утром Аня не поленилась подняться вместе с отцом и, помогая ему съесть бутерброды, очень твердо сказала: «Если и сегодня ты не купишь мне лошадь, я уйду из дома и не вернусь.

Всего несколько слов — «не купишь — уйду! А помогло: опаздывает с работы папа, лошадь белую ведет по городу. Перекрестки переходит только на зеленый свет, не побежишь же на красный с лошадью.

Аня задремала, и ей начала сниться лошадь перед светофором. По белым бокам скользят желтые, зеленые, красные пятна. Как в цирке. Потом щелкнул замок. Аня проснулась и замерла в кресле. Копыта не стучали. Уздечка не звенела. Отец молча раздевался в прихожей.

«Так, папулечка...» — подумала Аня.

Она глянула в окно: там в темноте падал снег. «Может, завтра утром уйти?» — спросила себя Аня. И двинулась на кухню к отцу. Он сидел, задававшись, а на плите в закопченном ковшике варились яйца. Аня стала протискиваться между столом и подоконником, чтобы сесть напротив отца, и опрокинула солонку.

— Это к ссоре,— вздохнул отец и стал стряхивать белые крупинки, но почему-то в спичечную коробку. Аня пожала плечами. Соль она рассыпала нечаянно. И ссорится вовсе не хотела.

— Магазин лошадиный закрыт, да? — спросила Аня. Даже не спросила, а просто подсказала ответ. Но отец подсказкой не воспользовался.

— Не знаю, не ходил...

— Работы по горло было? — Аня сунулась с еще одной подсказкой. Но он и эту не принял.

— Да нет, не особо...— сказал. Поднялся. Взял ложку, начал вылавливать из ковшика яйца. Потом нашел полиэтиленовый пакет и положил их туда, да еще коробочку с солью. Пакетик сразу запотел изнутри. Отец крутанул его на весу, и Аня увидела, как горлышко пакета сворачивается в тугую косичку.

— Это тебе в дорогу... Собирайся. Я провожу тебя до трамвая.

Аня сжала губы и сдвинула брови. «Ну, папулечка, берегись!» И пошла одеваться. Кроме пакета с яйцами, она взяла с собой рисунок «После скачек».

Вдвоем они вышли на улицу. Вся земля была покрыта снегом, и деревья, и крыши домов.

Аня разозлилась. По первому снегу только с белой лошадью и гулять... А он не купил. Работы, видите ли, у него по горло. Магазин лошадиный, видите ли, уже закрыт. Они вышли из двора.

— Через парк? — спросил отец. Аня молча кивнула головой.

Снег прилипал к подошвам, и позади оставались черные следы,— Аня несколько раз оглядывалась, проверяла. Потом следы стали оставаться белыми,— это снегу больше подвалило.

Впереди появился забор. Аня обогнала отца и прошмыгнула в узкую лазейку между досками. Отцу здесь не пролезть. Пусть идет к воротам, если хочет...

В парке было темно, как в зашторенной комнате. Ели сплелись своими верхушками и серединками, только стволы еще порознь стояли. А позади слабо белела щель, через которую Аня только что протиснулась. Аня подумала, что зря она свернула здесь, не дошла до ворот. А может, отец сумеет пробраться через дыру? Она замедлила шаг.

Отец перелез через забор. Он тяжело спрыгнул, стряхнул с себя снег и сказал:

— Конечно, ты могла бы остаться... Но словами нельзя разбрасываться. Раз сказала — уйду, значит, надо уходить.

Аня зачерпнула ладонью снегу и стала его жевать. Кому какое дело теперь, что она простудится?

Они вышли из парка и побрели по пустынной улице, все дальше от дома.

— Раз пообещала, надо выполнять,— тихо повторил отец.

— Я же не спорю,— пожала плечами Аня.

На трамвайной остановке тоже было пусто.

— В какую сторону поедешь-то? — спросил отец.

Аня наугад махнула рукой, очистила скамейку от

снега и села.

— Можешь идти...— сказала она.— Теперь я сама...

Мимо, страшно завывая, пронеслась милицейская

машина. Куда она поехала? Почему так спешит? А трамваи не спешат. Вон один идет, еле тащится. Наверное, снегопад ему помехой. Может, вовсе застрянет? '

Аня с отцом смотрели на приближающийся вагончик. Нет, не пробуксовывают колеса. Не скользят по мокрым рельсам.

Аня встала. Отец притянул ее к себе и, склонившись, поцеловал в холодную щеку.

— Молодчина ты у меня,— сказал он,— Слов на ветер не бросаешь.

Трамвай остановился. Он был совсем пустой, и поэтому раскрылась только одна дверь, та, что перед Аней.

— Брр! Холод собачий! — громко разнесся женский голос из динамиков внутри трамвая.— Садитесь быстрее, а то сквозняк. Следующая остановка — «Левый поворот».

«Может, в другую сторону поехать? — засомневалась Аня...— Почему обязательно в эту?» Она стояла у трамвая, прижав к заснеженной шубе пакет с яйцами. Капельки на внутренней стороне пакета слегка побелели.

— Эх, жизнь моя, жестянка.

— А ну ее в болото... — вдруг по динамику запела вагоновожатая. И строго спросила: — Едете или нет? Чего я тут дожидаюсь?

Аня неразборчиво махнула пакетом. С шипением закрылась трамвайная дверь, и вагончик дернулся, набирая скорость. Из него приглушенно неслось: — ...а мне лета-а-ать, А мне лета-а-ать...

Охота!

Потом все смолкло.

— Уехал,— без особого сожаления заметила Аня и посмотрела на отца. Он улыбнулся счастливо, скатал снежок и забросил его высоко в небо. Сразу же белые хлопья посыпались гуще.

— Можно я снегу поем? — спросила Аня. Не молчать же. И услышала строгий, как всегда, ответ:

— Нет, нельзя. Простудишься.

А больше ничего не услышала и тогда предложила:

— Теперь я тебя буду провожать. Давай, давай... Поворачивай оглобли...

— Не груби,— удивленно обиделся отец.

— Я и не грублю. У нас все так говорят.

— У кого — у вас?

— У тех, кто думает о верховой езде.

— Верховая езда и оглобли как-то не стыкуются. Это просто грубость с твоей стороны.

Будто Аня сама этого не понимала. Уж больно тяжко расставаться по-мирному.

— Ты бы послушал, как Эля Монина из нашего класса ругается...— сказала себе под нос Аня.— Ужас! Но зато ей никто ни в чем не отказывает.

— Ах, вот оно что.— Отец замер.

— Пойдем, пойдем...— повторила Аня и, отплевываясь от снега, зашагала вперед.

Остановилась она только в парке перед лазейкой:

— Тебя подсадить?

— Да уж сам вскарабкаюсь, — пробубнил отец и полез вверх по забору, роняя на дочь клочья снега. Перебросил ноги на другую сторону изгороди и... уселся спиной к Ане. Он сидел не шевелясь, и Аня вдруг увидела, что не такой уж он большой отсюда, снизу. А если отойти метров на двадцать — совсем мальчишка. Обидеть — раз плюнуть.

— Эх, ты,— тихо сказал отец, не оборачиваясь.— «Поворачивай оглобли...» Только о себе и думаешь.Кто меня завтра разбудит?

— Ты же сам сказал, что слово надо держать!

— Я сказал, что не надо бросаться ими. Думай прежде чем говоришь. «Уйду...» А кто завтраком мен.; накормит, пока мама в командировке?

— Ладно,— как о давно решенном сказала Аня.

Я останусь! Я вернусь,— повторила она,— Только учти, я все равно буду каждый день приставать к тебе: купи да купи лошадь.

Отец пожал плечами. И они пошли домой.

Только перед подъездом немного задержались и устроившись под соснами, как под пологом палатки съели яйца, круто их посолив. Правда, без хлеба Хлеб-то дома оставили.

А потом отец поднял голову к посветлевшему небу, которое перестало крошить снег, и попросил:

— Ну-ка, найди Большую Медведицу...

Ночь была светла, бедновата на звезды. И Аня сразу отыскала над собой семь далеких солнышек.

— Вон,— показала она.

— Молодец! Теперь слушай внимательно. У этих звезд много названий. Древним китайцам они казались хлебной меркой. Такая кастрюля с ручкой. Египтянам — гиппопотамом. А кочеводы-киргизы дали им свое имя — Лошадь На Привязи. Три звезды — это хвост, четыре — чуть пониже — упругое тело коня, а привязью служит Полярная.

Аня еще круче повернула голову к небу и чуть прищурила глаза, потому что снова посыпал снег. В белом его мельтешении она увидела серебристого жеребенка, приготовившегося к прыжку.

И Аня стала прикидывать, куда повесить рисунок «После скачек», чтобы он просматривался с неба.