Отчего так бывает: родился человек под белым солнцем пустыни, снега никогда и в глаза не видел, не пробирался черемуховыми зарослями по берегу тихой синей речки. А оказалось, нет для него милее заснеженных бескрайних просторов с темнеющими на горизонте лесными заслонами, волшебного аромата напоенной дождем черной земли, кудрявых березок, росистой, по колено, луговой травы. Не потому ли стало все это любезным его сердцу, что полюбил он девушку из среднерусской деревни?..
Они встретились двадцать лет назад в Архангельске. Здесь Исмаил Исачатов, парень из Узбекистана, проходил военную службу — на Северном флоте. Однажды товарищ пригласил его в гости к своей знакомой, мах есть у нее хорошая подруга по имени Римма, родом из Тульской области, в Архангельске — по распределению, после окончания лесомеханического техникума.
Ей тогда едва исполнилось 18 лет. ему — двадцать. Вот они, на карточке — жених и невеста. Он — подтянутый, бравый моряк, она — совсем еще девочка, милая, тоненькая, в белом платье и фате.
Отслужив, Исмаил с молодой женой вернулся домой, в поселок Сары-Агач, близ Ташкента. Муса и Хапиза. Исаматовы встретили юную жену сына сердечно. И хотя жили тесновато — восемь детей росло в семье, выделили молодоженам старую кухню во дворе, переоборудовали ее, снабдили необходимой утварью. Живите, дорогие! Римма устроилась в Ташкенте на фабрику экономистом, Исмаил пошел работать шофером.
Родители помогали продуктами, выручал небольшой сад. В жизнь молодых не вмешивались, относились к невестке бережно, деликатно, свои обычаи Римме не навязывали. Лишь однажды осталась Хапиза недовольна: зайдя в домик к молодым, увидела на сковороде остатки свиного сала. Однако невестке ничего не сказала чтобы не обидеть. Только сыну заметила: мол, не забыл ли, что негоже мусульманину есть свинину? И жене накажи, чтобы учла... Не знала Хапиза, что сын ее еще на флоте привык есть все, что приготовят в корабельном камбузе. И если попадался в борще кусочек свиного сала, съедал его с превеликим удовольствием... С матерью Исмаил спорить не стал. А Римму предупредил, чтобы впредь не оставляла на посуде следов запретной пищи.
Надо сказать, Исаматовы с уважением относились к обычаям и традициям своей русской невестки. В большой семье она была единственной женщиной, которая садилась за один Г стал с мужчинами. «Раз у русских так принято, надо с этим считаться»,-говорил старый Муса. И между прочим, в молодости медресе и свято чтивший обычаи предков, завещанные Аллахом.
Пришло время, родился у Исаматовых первенец. По мусульманскому обычаю полагалось бы сделать ему обрезание. Но что скажет мать ребенка? Собственно, никто впрямую ее об этом не спрашивал, но настроение уловили. И никаких уговоров, тем более попреков и обид. Воля матери — закон. В свою очередь Римма не настаивала на крещении сына. Так обе стороны действовали по принципу: надо считаться друг с другом. Лучше уступить, нежели упорствовать и конфликтовать. И при выборе имени для малыша нашли способ обойти возможные трения. Римма предложила назвать сына двойным именем: Михаил-Муслим. Вырастет, тогда сам решит — оставить одно из них или оба. К тому же Муслим в переводе означает «объединяющий» — чего же лучше?
В общем, в семье не придавали слишком большого значения национальным особенностям. Да и рядом жило немало интернациональных семей, в которых различия играли куда меньшую роль, чем общее, сходное, просто-напросто человеческое. В поселке привычно соседствовали узбеки и украинцы, таджики и русские, немцы и татары, турки-месхетинцы и корейцы. Вместе работали, вместе садились за праздничный плов, вместе оплакивали умерших.
Ощущала ли Римма, что живет с человеком другой национальности? Ответила не сразу, похоже, прежде об этом не очень-то задумывалась. «Знаете,— сказала, прокрутив, видимо, про себя «ленту» прожитого, — практически, пожалуй, не ощущала. Разве что — по сравнению с мужьями подруг и родственниц в России — Исмаил чуть больше ревнив».
Омрачала их жизнь только жилищная проблема. Сколько можно тесниться в летней кухонке? Новая же квартира, как говорится, не светила. Мало строили жилья в Узбекистане, тем более для простых смертных. Ну и решили Исаматовы перебраться к Римме на родину, в Тульскую область, ее родители давно их звали. Там, в Чудновке, совхоз «Знаменский» нуждался в работниках, а Римма к тому времени стала квалифицированным экономистом, Исмаил — опытным шофером. Глядишь, с жильем все образуется...
Ну и переехали. Исмаилу здесь все нравилось — и природа, и люди. Стал он заядлым охотником, рыболовом, обзавелся друзьями. Спустя какое-то время получили и обещанную квартиру.
Вот только маленькому Мише-Муслиму, второкласснику, пришлось трудно. Скрывал он от родителей, что ребята встретили его враждебно. Не принимали в игры, задирали, дразнили обидно: «Эй, ты, черно...пый!» Он как мог защищал себя, но частенько приходил домой то с оторванными пуговицами, то с подбитым глазом. На все расспросы отвечал односложно: упал. Но чувствовала Римма — что-то тут не так. И лишь однажды, когда стало совсем невмоготу, рассказал ей сын, горько всхлипывая, о своих злоключениях. Как же заныло от боли материнское сердце!
Пошла Римма в школу. Но учительница, быстро сообразив, что лучшее средство обороны — наступление, выдвинула свои «контробвинения»:
— А ваш Миша, оказывается, хулиган, все время только и вижу его дерущимся. Плохо вы его воспитываете!
— Но разве он не говорил вам, почему вынужден драться?
— Я не собираюсь поощрять ябедничество. Пусть сами между собой разбираются,— учительница явно не желала вникать в проблемы своего маленького ученика.
И тогда Римма решила действовать сама. На следующий день пришла после уроков в класс, и, не обращая внимания на неудовольствие классной руководительницы, попросила мальчиков чуть задержаться.
— Скажите, за что вы Мишу обижаете (второе его имя, Муслим, пришлось здесь вообще забыть). Неужели за то, что его волосы темнее, а разрез глаз уже? Что его отец — узбек? Я вам сейчас расскажу, как семья Мишиного деда и их соседи во время войны спасали детей, эвакуированных из Ленинграда, как делились с ними едой, кровом, одеждой. И никто не смотрел, какой у них разрез глаз.
Ребята сидели тихо, как мышки, не ерзали, не шептались, не хихикали. Что-то затронул в их душах прямой разговор. С тех пор Мишу не обижали, а потом и полюбили — верного товарища, веселого, умного. Правда, узнав о беседе в классе, некоторые родители поступок Риммы не одобрили: читает, видите ли, нотации детям, поучает...
— Обидно было это слушать,— вспоминает Римма.— Им бы не упрекать меня, а самим подумать, откуда у детей враждебность к «чужаку». Ведь такие настроения они из дома приносят... Мне было тем более досадно, что в Узбекистане с «национальным вопросом» я практически не сталкивалась. А на моей родине — вот он. Просто стыдно перед Исмаилом, перед Мишей. Поняла я, что никогда у нас по-настоящему не воспитывали интернационализм, одними разговорами отделывались...
Конечно, сейчас в деревне уже привыкли к нашей семье. Но вот я заметила: когда стали много писать про «узбекские дела», снова начали на нас коситься, мол, все узбеки воры да миллионеры. Только Исмаил на это не реагировал, меня успокаивал: не обращай внимания, это пройдет, люди поймут, что мафия действует не только в Узбекистане. И правда, так и случилось. Выяснилось, что и в России, и в других республиках хватает преступности,— дело не в национальности. Вообще, я считаю, что кому-то на руку раздувать национальную вражду.
Спросила я, естественно, как сейчас дела у Миши.
— Он в техникуме учится,— в Мытищах, под Москвой. И там опять,— Римма горестно вздохнула,— ему приходится свое человеческое достоинство защищать, значит — снова драки. Но я ему объясняю, что ребята в общежитии, пусть им по 16—17 лет, тут не очень-то виноваты. Просто они, как и взрослые, недовольны жизнью, озлоблены нуждой, бесперспективностью, обделенностью. Кажется им, по невежеству, будто в их бедах кто-то чужой виноват, какие-то другие нации... Исмаил надо мной подшучивает: «Ты,— говорит,— философом у меня стала». А и вправду, жизнь заставила над многим задумываться. Особенно, когда случилась эта история — с нашим младшеньким.
Собственно, из-за этой истории я и оказалась в Чудновке, после того, как в редакцию пришло письмо от Р. Н. Исаматовой.
«Я — постоянный читатель вашего журнала,— писала Римма.— Но не думала, что когда-нибудь придется обращаться к вам за помощью.
Дело в том, что мой четырехмесячный ребенок до сих пор не зарегистрирован. Вы спросите — почему? А причина такая. Семья наша интернациональная. Второго сына мы решили назвать Искандер-Александр. В сельсовете его зарегистрировали, выдали свидетельство о рождении. И вдруг через несколько дней приходит к нам домой секретарь сельсовета и говорит, что у нее не приняли в районном загсе отчетность. Дескать, мы, родители, должны изменить имя ребенка, так как тем именем, которое мы ему дали, называть не положено! Но мы отказались это сделать. Тогда секретарь забрала у нас свидетельство о рождении, чтобы ликвидировать запись.
И вот мы с мужем не поймем, почему нам нельзя назвать своего сына, как хотим? Чтобы уж такое право отнимать, этого по-моему, еще нигде не бывало! Между прочим, когда мы жили в Узбекистане, то нашему первенцу сразу и без проблем записали двойное имя. А вот в Тульской области это, оказывается, запрещено. Здесь почему-то не принимается во внимание, что могут быть смешанные браки, что люда могут называть своих детей именами, непривычными для данной местности. Но кому какое дело? Какие тут могут быть запреты? Уму непостижимо! Сколько мы с мужем потратили нервов, сколько я пролила слез, а ради чего? Чтобы доказать, что имя для собственного ребенка имеют право выбирать только его родители, и никто им в этом не смеет препятствовать. Ну что за жизнь — за все, буквально за все приходится сражаться...
А что значит, если ребенок не зарегистрирован? Я не получаю денег по уходу за ним, ведь вроде бы его и на свете нет. На него не дают талоны, понимаете, что это такое в наших условиях? В общем, «нелегально» проживает на свете мой сын. Как подумаю об этом, просто голова кругом идет. Не удостоен он «чести» быть признанным гражданином своей страны. Мыслимое ли дело? Родился, а страна его не принимает... Помогите, если можете. Должен же человек быть зарегистрирован, коли появился на свет. Неужели так и не найти нам выхода из этой ситуации?»
И в самом деле, непостижимо: откуда в нас такая уверенность в праве унижать человека, диктовать ему все и вся, как в казарме?
Секретарь Знаменского сельсовета Зоя Васильевна Гаврилова, та, что сначала зарегистрировала Исаматова-младшего, а потом собственноручно разорвала документ, и сама до сих пор не может спокойно об этом вспоминать:
— Когда рвала гербовую бумагу, чувствовала себя преступницей. Вроде я своими руками причиняю этому ребенку какое-то зло. А он такой симпатичный у них, веселый, пухленький, ручки тянет ко мне... Вообще не могу видеть, когда детей в чем-то ущемляют. Несколько лет назад мой сын погиб в Афганистане. Не знаю, как и выжила тогда... А тут в такой переплет попала. Но и вы поймите меня: как ослушаться, если заведующая районным загсом мне выговор делает, мол, я закон нарушаю. И показывает инструкцию, в которой черным по белому написано: «Ребенку может быть присвоено только одно имя. Не допускается присвоение двойного имени. Например, Анна-Мария, Арнольд-Рудольф».
Я тоже познакомилась с той инструкцией, напечатанной в маленькой брошюрке из серии «Работнику исполкома местного Совета» под названием «Регистрация актов гражданского состояния исполкомами поселковых сельсоветов». Там, кстати, есть и такие слова: «Право выбора имени принадлежит родителям». Стало быть, с одной стороны права наши провозглашены, а с другой — тут же зачеркиваются запретами...
Наконец, Исаматовы решили перейти от просьб к требованиям. Раздраженная их настойчивостью, заведующая районным загсом позволила себе так ответить Исмаилу: «Не нравятся вам наши законы? А вы езжайте к себе в Узбекистан и там командуйте!» К чести Исмаила Мусаевича, он сумел себя сдержать, намек с явным шовинистическим душком оставил его внешне спокойным. Не впервой он такое слышал, но считал, что это идет от неразвитости, и даже жалел людей, зараженных бациллой неприязни к другим народам, веря, что эта болезнь излечима.
Между тем пришлось им с женой обращаться с жалобой в различные инстанции. И вот по запросу нашего журнала, кстати, единственного издания, не отмахнувшегося от обращения Исаматовых, в областной загс поступило разъяснение Министерства юстиции СССР. Из него следовало, что среди внесенных изменений и дополнений в инструктивные указания по вопросам регистрации актов гражданского состояния есть пункт, отменяющий ограничения, связанные с присвоением имени ребенку. В соответствии с этим Исаматовым, наконец, было направлено приглашение «обратиться в загс по месту жительства для решения по интересующему их вопросу. Вашему ребенку будет присвоено избранное Вашей семьей имя».
Справедливость, наконец, восторжествовала! Но скольких же сил стоила эта победа! И подумалось: а не предложить ли занести эту историю... в книгу Гиннеса? Не рекорд ли это бюрократического, запретительного «творчества»?!
И в районе, и в сельсовете мне намекали: столь громкую огласку конфликт получил лишь потому, что «Исаматовы вообще скандальные...» Познакомившись с этой семьей, я поняла, откуда ветер дует.
На последних, «перестроечных», выборах Исаматова избрали депутатом Знаменского сельсовета, да еще и председателем постоянной комиссии по социалистической законности и охране общественного порядка. Конечно, ему было приятно: приезжий, уроженец далекой Средней Азии, а стал своим в этой русской деревне, заслужил доверие односельчан. Они успели убедиться, что он умеет отстаивать справедливость, разоблачать жульническую возню у совхозного котла.
Это благодаря заявлению Исаматова еще в 1987 году органы КРУ выявили причиненный по вине руководства ущерб хозяйству в сумме более 23 тысяч рублей. Выявить-то выявили, но директор Артемов отделался легким испугом — его перевели в другое хозяйство и — тоже директором.
Если бы не настойчивость Исаматова и поддерживающих его чудновцев, так и не прошла бы ревизия на совхозном складе, обнаружившая крупную недостачу. Но заведующую складом Бушину, как и Артемова, «наказали» лишь переводом в другое хозяйство. Зато Исаматов был вынужден обращаться, и не раз — в райцентр, к наркологу и психоневрологу, брать справки о том, что не состоит на учете ни у одного, ни у другого. Иначе не миновать бы ему «психушки», бессрочного «лечения».
Пытались его запугать и другими способами: по чьему-то наущению группа пьяных подростков искалечила, ослепила любимую собаку Исаматовых. А по деревне заговорили: ясно, кто-то мстит Исаматову за проверки да ревизии, намекают, дескать, убирался бы ты отсюда к себе в Узбекистан. Но Исмаил держался твердо.
Видела Римма — все совхозные дела для него как личные, и даже важнее личных. Все его касается. Ну, скажем, карьер: годами разрабатывал его районный трест, брал отсюда щебенку да гравий. Но хоть бы раз помог Знаменскому сельсовету, на территории которого эксплуатировал природные богатства, дорогу провести или ограждения для защиты от оползней соорудить. А сельсовет, привыкший к своему бесправному и нищенскому существованию, помалкивал. Исаматов попытался чего-то добиться, но за это время карьер окончательно выработали и забросили.
Или такой вопрос: почему руководство совхоза не хочет считаться с требованиями трудового коллектива? СТК протестует против того, чтобы для уборки свеклы нанимали людей со стороны, выплачивая им по 280 рублей за гектар, тогда как своим платят всего по 105 рублей. Конечно, чудновцы не отказались бы от почти тройной оплаты и убрали бы всю свеклу. Да, видно, начальству труднее «химичить» со своими. А в итоге, как зафиксировал совет трудового коллектива, часть свеклы осталась неубранной, ее просто запахали, а невыплаченные деньги пошли... ну, сами понимаете, куда. Документально же доказать это ни СТК, ни депутаты сельсовета не смогли — их к документации не допускают. Гласность, демократия тут заканчиваются у дверей бухгалтерии и директорского кабинета. Попытки же обращаться к районным властям ничего не дали. Давно поняли сельские правдолюбы, что райком и райисполком, с одной стороны, и руководители хозяйств — с другой, крепко спаяны между собой.
Обращаться в областные инстанции? Но на прием попасть — надо в длинную очередь записываться, а каждая поездка в Тулу — это новая запись о прогуле в совхозной ведомости...
Однажды Исаматов был приглашен к тогдашнему первому секретарю Куркинского райкома партии Горячеву. Хозяин высокого кабинета принял его радушно, расспросил о житье-бытье, заметил как бы между прочим: «Я слышал, Исмаил Мусатович, тебя машина интересует? Что ж, поможем достать». Не ожидал такого гость, стал отнекиваться: «Да у меня и денег-то нет». «И с деньгами поможем!» — покровительственно похлопал его по плечу секретарь.— «Да нет, раздумал я покупать»,— уже твердо отрезал Исмаил.
Дома рассказал о разговоре Алексею Саложину. Тот рассудил так: «Знают, что у нас человеку можно рот заткнуть ведром муки, даже пучком соломы, а тут машина... Видно, побаиваются тебя».
Комиссия по соцзаконности обнаружила, что и новый директор совхоза Евланов начал со злоупотреблений. По настоянию депутатов он был привлечен к ответственности за нарушения финансовой дисциплины. Удивляются чудновцы: ну почему какой директор ни придет — молодой или старый, опытный или начинающий,— сразу начинает «крутить», «темнить». Может, есть что-то такое в самой системе и природе совхозов, колхозов, что побуждает к этому? Тогда зачем их сохранять и поддерживать?
Если бы сельсовет мог действительно твердо сказать свое слово как народная власть, это бы как-то ограничивало произвол и злоупотребления. Но пока этого нет (и, похоже, не только на тульской земле). А уж в Знаменском сельсовете, где председатель исполкома Н. Н. Зехов, бывший секретарь парткома совхоза, привыкший к роли «карманного» человека при директоре,— тем более трудно что-то сдвинуть с места... Ну и получается, что такие люди, как Исаматов или Саложин, числятся в «скандальных», неудобных.
— Я Исмаила почти не вижу, он весь в депутатских делах,— вздыхает Римма.— Говорю ему, может хватит? Устала я от борьбы. Ведь дважды и меня пытались уволить за выступления против махинаций в совхозе. И когда экономистом работала, и когда была председателем профкома. Наверное, хватит, все равно ничего не добиться... Уговариваю мужа: давай уедем к тебе. С жильем как-нибудь устроимся... А он только головой качает: «Никуда я отсюда не уеду. Это же мое, наше с тобой село, наша земля, твоя и моя».
комментариев: 3
комментариев: 1
комментариев: 1
комментариев: 2
комментариев: 1
комментариев: 2
комментариев: 1
Не ждите самого подходящего времени для секса и не откладывайте его «на потом», если желанный момент так и не наступает. Вы должны понять, что, поступая таким образом, вы разрушаете основу своего брака.
У моей жены есть лучшая подруга. У всех жен есть лучшие подруги. Но у моей жены она особая. По крайней мере, так думаю я.
Исследования показали, что высокие мужчины имеют неоспоримые преимущества перед низкорослыми.
Из всех внешних атрибутов, которыми обладает женщина, наибольшее количество мужских взглядов притягивает ее грудь.
Если мы внимательно присмотримся к двум разговаривающим людям, то заметим, что они копируют жесты друг друга. Это копирование происходит бессознательно.
Дети должны радоваться, смеяться. А ему все не мило. Может быть, он болен?
Школьная неуспеваемость — что это? Лень? Непонимание? Невнимательность? Неподготовленность? Что необходимо предпринять, если ребенок получает плохие отметки?
Комментарии
+ Добавить свой комментарий
Только авторизованные пользователи могут оставлять свои комментарии. Войдите, пожалуйста.
Вы также можете войти через свой аккаунт в почтовом сервисе или социальной сети: