Рассказы очевидцев

Если вы одиноки

Несколько лет назад в Новосибирске лютые стояли морозы, что редкостью для Новосибирска стало. А мне приходилось через трое на четвертые сутки подниматься ни свет ни заря, облачаться в теплое — тулуп, валенки, шапка,-— запасаться чтением да едой и бежать на электричку, увозившую за город сторожить круглые сосны, сугробы под ними с беличьими следами, плоское пространство залива, исчирканное косыми тропками рыбаков, и несколько неказистых строений из дерева, в снегу потонувших, среди которых одно было, по счастью, из кирпича с калорифером внутри, креслом, розеткой и телефоном.

В привокзальном киоске покупал я газеты для электрички, приберегая заветное чтение на потом, на сладенькое. В газетах тогда началась перестройка, прочитывались газеты азартно, взахлеб, как и по сей, впрочем, день, когда нахлебались вроде бы досыта, когда от одного уже этого слова, похожего на унылый — «тяп-ляп» — забор вокруг той же застывшей стройки неведомо чего, зачем и когда, от одного уже слова подкатывает тошнота, словно от полезного в детстве рыбьего жира, брр!

Повезло мне в тот раз, повезло, досталась «Реклама», обычно раскупаемая мгновенно, стали печатать в ней объявления службы знакомств, о чем город гудел. Самые разные слышал я суждения о таком начинании. Своими глазами читал впервые.

Вагон я выбрал удачно — без вибрирующего внизу мотора, со всеми стеклами, с неотъезжающей дверью, а в вагоне тоже на удачное попал место, по ходу поезда, у окна, с печкой внизу. Как раз эта печка через скамью деревянную, штаны, подштанники, исподнее честно грела мой зад, на зависть прочему телу. Словно коммунизм в отдельно взятой стране нежился над печкой мой зад, нимало привилегией не смущенный, тогда как прочие телеса вульгарно мерзли в простуженной электричке, строгой и стройной снаружи, косолапой и свойской внутри, неторопко постукивающей сквозь мороз, сквозь рассвет, сквозь город, пригород — сквозь, сквозь, сквозь. Особенно подло стыл нос, немели от холода пальцы на руках, на ногах. Руки причем морозились добровольно, в руках трепыхалась «Реклама». Меленькие буковки елозили, егозили, прыгали, падали, пропадали, снова выныривали невпопад, словно круженье, крушенье у них там, у буковок, у слов-вагончиков, у строк-поездов, под откос абзаца... Слезились глаза, нос тоже сочился.

Блондинка приятной внешности возврат фотографий гарантирую дорогой друг, если Вы одиноки воспитываю ребенка семи лет образование и внешность значения не имеют без вредных привычек с целью создания семьи в котором обрету опору и смысл для дальнейшей жизни материально и жильем обеспечена право судить , о себе предоставляю при встрече согласна на переезд.

Холодно мне было и жарко.

Словно в женской бане вдруг очутился, в тулупе и в валенках. Словно некий кокон из холода защищал меня, как доспехи, прозрачный и твердый, куб ледяной внутри банного жара. Вокруг колобродило голое женское тело разной свежести, масти и стати. Прикрывались женщины шайками, мочалками, руками, прикрывались, приседали, отворачивались, визжали, конечно. Но не все и визжали, не все отворачивались, многие делали вид, что не видят меня, столбом ледяным застывшего, не видят, и все тут, не чувствуют могильного от меня холода, спокойно и плавно — само достоинство — продолжая банное свое дело... А другие и вправду не видели, даже не видели тех, кто видел, визжал, прикрывался, тем более тех, кто нарочно делал вид, мол, не видят...

Да и сам я ничего не видел особо, из-за пара, из-за гомона, гула, звяканья тазиков... Просто чувство такое — посреди женской бани стою в тулупе и в валенках, в шапке, дрожь пробирает от холода, от стыда. Срамец, говорю я себе, самец, не умея согреться, оттаять, сбросить тряпки с себя и похоть, ледяной разбить панцирь да живое принять участие во всеобщей — как в армии говорят — помывке. Наш старшина говорил — помойке.

Несколько лет назад лютые те случились морозы, блескучая изморозь на зеленом железе вагона, газета сухо шуршащая, на ощупь тоже холодная, бутылка пустая каталась в проходе, семечки две соседки лузгали аккуратно... Несколько лет назад, но, кажется, вечность минула, столько случилось потом, таким обвалом вдруг хлынуло время.

Пустое.

А тогда волновало, тогда ужас как было все интересно, затейливо, ново! Какие-то горизонты распахивались, слова справедливые прямо шли в сердце. В любой даже малости символика чудилась. Да те же хотя б объявления в «Рекламе» — какая смелость, гуманность, какая пощечина официозу, ханжеству, какой удар по чиновному оптимизму!.. Не было еще видеосалонов с голыми красотками западных образцов, не было трезвона вокруг проституток, конкурсов красоты, Маленькой Веры, не было съезда, где настоящий пошел стриптиз, не было многого, многого, всяких там реформ, законов, скандалов, забастовок, революций, крушений, выборов, вывода войск, взрыва преступности, пролитой там или там крови, которая, то тише, то гуще, и по сей льется день. Ничего, можно сказать, еще не было. А то, что было потом, невозможно уже перечислить, не то что осмыслить — просто хотя бы назвать, припомнить — Боже, какое время.

И, конечно, конечно, очень скоро забылось то стыдное зябкое в косолапом вагоне чувство, затерялось, ушло, истаяло, погребено оно стало под могучим напором иных справедливых чувств, иных страстей вдохновенных.

Что ж, нормально.

Недавно в разговоре случайном бородатый журналист по фамилии Б. обмолвился в том смысле, что кошмарней его профессии невозможно измыслить. Так и выпито было. Далее следовал ряд доказательств вполне доказательных, скучных, но прозвучало и вот что: «А тут еще,— он как бы запнулся, соображая,— знакомая знакомой,— снова запнулся для того теперь, чтоб смог я оценить деликатность его и находчивость,— поставила меня под ружье. Объявление в «Рекламу» писать. Замуж, значит, охота. Ну это, читал же, поди, бодяга: дорогой друг, если вы одиноки...— изобразил голосом бодягу.— А куда денешься — отстрелялся.— Б. чуть заметно, но так, чтоб заметно все-таки, в бороду усмехнулся.— Я и сам, может быть, одинок — гонорарчик на бочку! — глянул Б. на меня соколом.

— Это точно,— ответно я покивал, похмыкал,— гонорар — дело святое.— Тоже вроде гусар, вроде прожженный, кумекаю что почем.

Именно тогда выплыла из тумана с истошным гудком электричка, и снова я бежал вдоль вагонов, докуривая, выгадывая, ставя огромные валенки на узких ступенях боком, не обращая внимания на блевотину, застывшую, на окурки, харчки, шелуху. Снова запах вагона, запах овчины, духов, свежей рыбы, влажность оттаявшего на подбородке шарфа, капли влаги на бровях и ресницах. О другом уже с Б. говорили. Снова холодно мне и жарко. Снова едет вагон мой сквозь, сквозь, сквозь...

Как оно было.

Б. заявился к В., заявился ни сном ни духом, захаживал к ней давненько, то пьяный, то «на минутку"-и после того, зачем он хаживал, семейный-то человек В. оглашает, так, мол, милый, и так, нас ждут. На пирог.

Вот этого Б. не любил, нож ему это острый, всякие там поползновения облагородить их отношения, изначально определенные. Но В. настояла, надо, надо, она уже обещала, не дуйся, разве я часто тебя о чем-то прошу, никого там не будет, да мы и недолго, здесь близко, десять минут, буквально десять минут ходьбы, можешь идти отдельно, сзади можешь идти, раз уж трясешься, больно надо, никто на тебе виснуть не собирается, подумаешь, знаменитость, топай отдельно, сколько можно ноги об меня вытирать!. В. всплакнула, тут же озлившись: «Одевайся,— швырнула Б. брюки,— сходим, не переломишься». Чего хочет женщина...

Что неприятно Б. изумило, так это вплоть до оттенков совпавшая система отношений с собственной любимой женой. Какая дичь, мимолетно вздохнул он, какая дурная бесконечность. Вот уж воистину: зачерпни воды с левого борта, испей, зачерпни воды с правого борта, испей, не все ли едино?..

Размышлять стало некогда, оделся и пошел. Рядом. Все равно, будто голый. Принужденно-непринужденно беседуя, мимо воли глазом кося, да его ж тут каждая собака, как облупленного, это ж деревня в полтора миллиона, сколько раз убеждался, чтоб пирогу этому!

Комната, подруга, пирог, чай.

— Еще кусочек?

— Не откажусь,— делал Б. хозяйке приятное.

Всегда после В. разыгрывался у Б. аппетит, «опять жор напал», пояснял он жене, протягивая за добавкой тарелку, давно научась не краснеть. А тут еще нервное вдобавок потрясение голышом прохода по городу, поэтому наяривал Б. пирог, отменно вкусный, понимая себя дровосеком с морозца.

В. и подруга менялись тенями — Австрия и Польша,— какой оттенок кому нужней, как дети, над марками, склонились они над раскрытыми блестящими футлярчиками — ворожба. Как дети над марками, растроганно подумал Б., склонный по роду деятельности к метафорическому мышлению. И по тому же роду к обобщениям склонный: бедные советские женщины, думал он, достали по случаю, кучу денег, поди, ухлопали, ворожат вот, выгадывают красоту. А разве не имеет права наша советская женщина быть красивой? Разве может красота прерогативой быть только сытого Запада? Как же тогда, позвольте полюбопытствовать, красота спасет мир — весь мир? Так он работал над социальной проблемой, пирог уговаривая, нюх у него на эти дела. Зря пирог не едим, хмыкнул про себя Б., нюх у него на эти дела, так хмыкнул, склонный опять же к самоанализу, к отстраненному — в третьем лице — на себя взгляду.

После пирога на гитаре подруга играла, песни лиричные пела.

— Сыграй что-нибудь,— попросила В.

— Сто лет уже не играла,— немножко отнекивалась подруга,— Сто лет,— немножко оправдывалась, подстраивая инструмент.

Музыкально было у Б. на душе, сыто и ласково, в райцентр он срочно уехал, тормозит перестройка в райцентре, хоть ночью может явиться.

Потом, как бы в рифму пирогу и гитаре, про себя Б. похвастал, какой он прораб перестройки. То есть разливался-то он про работу, про гласность и плюрализм, про архиважнейшую роль средств массовой информации, которая он и есть. А бюрократы-аппараты сопротивляются, палки в колеса, гонения. Начальство туполобое облаяли дружно, наперебой. Роль Б., как прораба, как средства массовой, оценили, масштабность мыслей еще оценили пуще. Б. их — одну-другую — изрек: планомерное осуществление социальных программ, комплексно проводимых через консорциум и всевластие местных Советов, является доминирующей тенденцией в развитии региона... и так далее. Не лаптем, чай, щи хлебаем.

В. даже раскраснелась, даже сказала: «Он такой»,— даже, с духом собравшись, развила сказанное: «Он такой у меня»,— взъерошив Б. волосы. Пристегнув к себе Б., тем самым она как бы предъявила его, когда настал ее черед хвастать. И по всему походило, что В. победила пирог и гитару, прораба с парочкой мыслей — у нее лучше всех.

А Б. руки любящей не заметил, погруженный в судьбоносные мысли, пора когти рвать, здраво выводил Б., имея в виду более общий, чем пирог и подруга, смысл. Хотя подруга его волновала, тут надо признаться, себе признавался Б., честный. Такая она, подруга, такая... На любителя, можно сказать, так он любитель как раз, любитель. И песни поет. Как бы это нам бы так вот втроем и общаться, размечтался мечтательный общительный Б.

А чтоб не выдать себя, шито-крыто чтоб, снова на пирог он напал, снова стал гитару подруге совать, снова — было начав и то и другое — вдруг по новой бодягу завел про гражданские свои подвиги, не прожевав, перебивая...

В. его, кажется, поняла, ей ли его не понять, осекла грубо:

— Дело есть.

Подруга вдруг улетела на кухню, чайник кипит. Тут же с бутылкой вернулась коньяка.

— После праздника осталась...— оправдывалась она,— Надо же, совсем забыла...— жалко оправдывалась.— Коль пошла такая пьянка...— некстати изобразила раз1ул.

Б. вынужден был потереть руки.

— Гуляем, братцы!

— Дело есть,— стояла на своем В., подчеркнуто не присоединяясь к новому общему настроению. Б. вош-кался с пробкой, подруга расставляла рюмки.

— Валяй, выкладывай,— по-простецки откликнулся Б. Жизнь обучила многому, в том числе и дурашливости, когда сам тон уже спасает от соучастия.

Оказалось, зря забоялся, всего-навсего надо пять строк нацарапать, объявление в «Рекламу», дело плевое, для аса-то журналистики. Но, с другой стороны, сам понимаешь, каждая запятая на вес золота. И того дороже, каким золотом оценить... Такое надо сочинить объявление, чтоб косяком жених повалил, отбою чтоб не было. Ну да сам ведь все видишь: и пирог, и гитара, и комната, телефон, центр, а внешность — находка, а не жена. Находка молчала, курила, пальчики вздрагивали. Ой, да ерунда, вдруг встряла, Б. уже разливал, просто ради хохмы, просто попробовать, просто девчонки с работы уговорили...

В. настроена была по-иному, лепет подруги перечеркнула, будто его и не было, мимо ушей пропустила, как врач. Дело, разумеется, плевое, однако отнестись к нему надо предельно всерьез, личное счастье — это не шуточки — романы нам ни к чему, нелогично связала себя с подругой, вот уж где эти романы, так молвила, оскорбив мимоходом Б., а семья, муж, дети — это для женщины — все! С выстраданным пафосом завершила она, недовольная, что пафос прорвался все-таки — а зачем? Короче, пиши. Отставила рюмку Б. в сторону, тот проводил рюмку взглядом. Совсем сдурели, подумал скучно. Перед ним вдруг образовался чистый лист с ручкой сверху. Зачесалось им — замуж, думал он некультурно, уж замуж невтерпеж, так еще думал, путая исключения с правилами. Хватку В. он уже изучил. Она его, кстати, тихо шантажировала, бросишь, говорит, позвоню твоей бабе или явлюсь, пеняй на себя, мил-дружок, мне терять нечего. Вот он и хаживал, как прикованный, а шантаж тот в юморок перевел, не думать чтоб, что шантаж.

— Смешные вы,— говорит окружению Б.,— из мухи слона...— так говорит,— Да любую «Рекламу» возьмите, перекатайте, что понравится, свои размеры приставьте, и дело в шляпе. Да они там все одинаково пишут...

— Пишут все разное, мозги нам не пудри. А надо, чтоб без осечки, прочел человек, зарыдал вдруг, понял — моя! — В. даже изобразила, помотав головой с закрытыми глазами. Продолжила сухо: — Желательно, чтоб побольше их было, понятливых. Нам тоже абы кого не всучишь. Усек, Васек? — по-прежнему строго спросила В., хотя Б. зовут Б., значит, В. Васьком Б. вроде б обозвала, право имеет. А Б. не обиделся, раз право, право, коньяк сохнет, замнем для ясности, убедил себя неубедительной поговорочкой.

— Мера крайняя,— долбила В. в одну точку,— дважды на такое не решаются. Так что ты постарайся... Да что толковать, ты же у нас писатель, а мы только слабые, глупые женщины. — В. поморгала, как куколка, зная, сколь славно у нее получается: «Куколка», скажет бывало себе перед зеркалом.— За успех, подруга! — Не сбавляя темпа, подняла рюмку В., чокнулась с пунцовой подругой. Та пить не стала, поставила свою рюмку рядом с опальной рюмкой Б. Впервые глянула на него прямо:

— Я вас очень прошу. Помогите, пожалуйста.

Настала очередь покраснеть Б. Разумеется, о чем разговор, минутное дело, да ему самому интересно, как журналисту... По-человечески потерялся он, замельчил. Тут же, впрочем, к себе возвратясь.

— Одно условие!.. Одно условие... Чтоб на свадебку пригласили. Ох, и люблю же я свадебки!

— Я тебя на свою приглашу, — по-змеиному вклинилась В. Б. обмяк.— Если выгорит у подруги, — снисходительно В. пояснила,— следующее объявление мне писать будешь.

— Ага,— бормотнул Б,— кооперативчик открою,— Девушки улыбнулись,— На свои же объявления и письма сам буду слать,— Поощренный улыбками, развивал Б. идею,— Мужскую сколочу клиентуру, вроде шабашки... Кооператив «Сводня»?.. Или нет, «Сутенер», а? Или «Альфонс»?..

Все-таки стал он заводиться. Достала. Ладно, «Васек» — народное, ладно, «писателя» проглотил... Хотя знает ведь, знает, сам же, дурило, и выложил, как обстоят делишки его писательские... Привела, заманила, как медведя на цепи, пляши, дешевая бабская похвальба, вот, мол, какие таланты у нас на цепи!.. Не-ет, милая, не пойдет... А замуж бы выпихнул тебя с удовольствием, катись колбаской... Что-то не видно охочих... Достала.

Б. готов был уже вспылить, что в его исполнении значило: сказать непролазную гадость. Но поймал испуганный взгляд подруги, осекся. Все-таки подруга его волновала. Отложил раздражение на потом, уж он-то щипать не будет, врежет так!..

— Пишем? — Взял ручку В., медленно, затуманенным взором окрест поводя.

— Пишем...— шепотом откликнулась подруга, не без священного ужаса глядя на белый лист.— Пятьдесят слов,— прошептала.

— Ась?— шутейно переспросил Б., вернув глазам нормальную резкость.

— Пятьдесят слов,— сглотнув стыд, пояснила подруга,— я считала. Чуть больше, чуть меньше, пятьдесят в среднем.

Вот ведь жизнь сволочная, неожиданно здраво подумалось Б., девка-то, по всему видно, славная. Вполне, чего тут вилять, вполне. И внешность, и вообще... Пирог вот, гитара. Ага, только с подругой не повезло, деловая, блин, шибко, вильнула мысль в сторону, тут же и выпрямившись. Так где ж они, нормальные мужики, тоскливо прикидывал Б., где ж они, так вопрошал, совершенно справедливо себя при этом вынося за скобки и нормы и мужиков, где? И как же тут, господи, в пятьдесят жалких слов судьбу человека втиснуть, если все на свете романы-романсы не могут женщине заменить мужчину! Какого рожна мужикам еще надо? Бессильно, бессмысленно вопрошал В., пробуждаясь.

Когда занимался квартирным обменом, начитался этой «Рекламы» Б. под завязку. Особенно им с женой любо было нервы трепать друг другу, читать объявления про знакомства вслух, себя прибрасывать в качестве пары. Дети слушали, на ус мотали, тоже в травлю включались. И на работе, случалось, если стих нападал, всласть они зубоскалили...

Задним числом стал Б. противен себе. Вину ж искупал прилежанием.

— Хорошо. А принца какого заказывать? Какие у нас к миру претензии? — выспрашивал Б. подчеркнуто мягко. Подруга смотрела растерянно, пятна на щеках. — Какой нам муж нужен? — в лоб сформулировал Б.

— Любой,— тихо и твердо сказала подруга. Никого не приглашая, залпом хлобыстнула коньяк.— Рост, вес, возраст впишу сама.

В. схватила чайник и вышла из комнаты.

Б. рисовал домик. С трубой.

Наверное, так оно было. Может, иначе.

Илья КАРТУШИН

Рекомендовать:
Отправить ссылку Печать
Порекомендуйте эту статью своим друзьям в социальных сетях и получите бонусы для участия в бонусной программе и в розыгрыше ПРИЗОВ!
См. условия подробнее

Комментарии

Новые вначале ▼

+ Добавить свой комментарий

Только авторизованные пользователи могут оставлять свои комментарии. Войдите, пожалуйста.

Вы также можете войти через свой аккаунт в почтовом сервисе или социальной сети:


Внимание, отправка комментария означает Ваше согласие с правилами комментирования!

Рассказы очевидцев

  • Барятинский женский монастырь
    Каждый раз, когда я уезжаю из монастыря, «Ангелов вам», — напутствуют меня на прощание сестры. Инокиня Досефея собирает в дорогу снедь. Матушка дарит очередную порцию книг, садится за руль «Москвича» и везет меня в Малоярославец на московскую электричку.
  • Это недетское детское кино
    Вообще тема отсутствия контакта между детьми и взрослыми, взаимонепонимания, одиночества и тех и других стала одной из центральных тем фестиваля.
  • Наша речка Сумерь
    Больше всего там нравилась мне речка, которая протекала за нашим огородом, под горой. Называлась она очень красиво — Сумерь. Берега ее заросли ивняком, ольхой, черемухой. Местами речка была мелкой и быстрой. Местами глубокой и медленной. Где — широкой, а где — такой узенькой, что ее можно было перепрыгнуть с разбега.
  • Владимир Гостюхин: «Будут внуки — надо их учить жить смелее».
    Напряжение было столь велико, что после финальной сцены самоубийства, вошедшей в фильм вторым дублем, я упал на руки режиссеру и не приходил в себя минут пятнадцать...
  • Белая ворона
    Николай Михайлович видел: люди жили бы мирно и дружно, если бы не нарочитое подогревание страстей. Его коробили высказывания вроде тех, что татары, мол, лучше живут, у них дома побогаче, потому как они умнее других, меньше грешат. Он старался не обращать внимания, относил это к «пережиткам прошлого», издержкам низкой культуры.
  • Беспокойство
    Два следа, две узорчатые строчки по краю большой лесной поляны. Здесь прошла утром по свежевыпавшему снегу пара рябчиков. Из любопытства двинулся было за ними, а потом остановился и долго смотрел на их согласный, любовный ход. близко друг от друга — как под ручку шли.
  • Беспредел
    Эта дикая история, произошедшая на бывшем монастырском подворье, — из ряда тех, что трудно осмыслить и объяснить. Она снова ставит все те же жгучие вопросы: есть ли предел нравственному падению нашего общества? И где же выход?
  • "Будь они прокляты, эти орехи!"
    А складывалась судьба у Самвела трудно. Мучила несправедливость наказания. К тому же в колонии здоровье резко ухудшилось. Положили в тюремную больницу. А там врачи установили, что у Самвела туберкулез легких.
  • Бумеранг.
    Так палач, исправно служивший государственной системе террора и уничтожения собственного народа (геноцида) — под знаменем, конечно же, социализма и во благо народа! — в одночасье стал жертвой этой системы, а точнее, тех своих коллег и сотоварищей, с которыми вместе управлял ею под предводительством Сталина.
  • Чужой среди своих.
    Он посягнул на «святая святых» — сравнил средние заработки рабочих, колхозников, учителей с окладами партийных и советских работников которые недавно были повышены.
  • ДЕЛАТЬ «ПЫЛКО ДА ОХОТНО»
    Всякое лето папа вез нас на свою родину, в маленькую деревеньку Бугино, что на берегу Северной Двины. Каждый день для нас, ребятишек, оборачивался здесь новой чудной сказкой, в которой героями становились и мы сами.
  • Деревня должна поменять веру.
    Нет ничего проще, чем создать в нашей стране изобилие продуктов. Можно сказать, пустяковое дело. Государство, власть раздают землю тем, кто хочет.
  • Дядь Саша
    Вошла молодая женщина с мальчиком лет пяти. Из-под козырька меховой с завязанными ушами шапки видны лишь хлюпающий нос да два бдительных глаза.
  • Для красоты и созерцания.
    В погоне за «бабками» за кружево не сядешь. А ведь какая красота! Жизнь нельзя упрощать бесконечно, это всегда оборачивается бездуховностью.
  • Дунинские петухи.
    ...Дунинские петухи начинали петь затемно. Петух сидел на высокой жердочке и дирижировал деревенским утром. Потом гудел рожок пастуха. До сих пор помню чувство протеста, которое вызывал у меня этот вовсе не музыкальный звук.
  • "Душа моя чиста".
    До сих пор остается загадкой, на какие деньги он жил, ибо их у него никогда не было: Коля был хроническим бессребреником.
  • «Если вы подружились в Москве»
    Конечно, нет к прошлому возврата. Прошлые радости и огорчения уже пережиты. Но какое-то отчаяние охватывает, наполняет тебя, когда межнациональная грызня выбивает из колеи, мешает людям жить в мире и дружбе.
  • Коня купил...
    Но мне уже успело это понравиться: коня купил, а?! Все-таки заговорила кровь, заговорила. Да и что там ни говори — поступок. Это вам не джинсы там и не «видик» — это конь!
  • «ХРАНЮ, КАК САМУЮ СВЯЩЕННУЮ РЕЛИКВИЮ...»
    В вишневом саду на открытой поляне стояли «солнечные» часы, на крыше школы был флюгер. И часы, и флюгер сделал папа. Он так много умел, что если взять и все перечислить, не хватило бы, наверное, целой страницы.
  • Как я работала гувернанткой.
    Но самое любопытное, что фирма, с которой я заключила договор на столь приятное времяпрепровождение, исчезла... А вместе с ней и моя зарплата. Так что остались только воспоминания. Да эти записки.
  • Как перевелись барсы на Енисее.
    Давным-давно жил да был на берегу Енисея старый-престарый старичок, и был у него такой же старый конь Савраска, по прозванью Губошлеп.
  • Кое - что о ТОПОРЕ.
    Казалось бы, что может быть проще обыкновенной двуручной пилы? Однако пилить ею тоже надо уметь, особенно если речь идет не о лежащем в козлах бревне, а о дереве, когда пропил надо делать горизонтально, да еще так низко, что приходится стоять на коленях.
  • Кому нужна война с мужиком?
    Так что начинал Рузвельт с нуля — со строительства. Перегородили его ребята громадный бетонный ангар кирпичной стеной, побелили, провели тепло, установили клетки — своими руками, за свой счет.
  • Кому нужны копилки
    — Почему копилки? Ну, вообще это могло быть все, что угодно. Я, как всякая женщина, человек практичный. Можно ведь сделать красивую вещь, но она будет бесполезной, правильно? А копилка — это серьезно.
  • Контакты второго рода
    История эта достаточно типична, по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, как правило, контакт весьма краток. Обитатели тарелок долго наблюдать за собой не позволяют. Во-вторых, в контакт вступают люди неподготовленные. Специалисты узнают о контакте с большим запозданием, когда на месте посадки НЛО уже нет.
  • Кошечка взаймы
    Словосочетание «печки-лавочки» невозможно перевести на иностранные языки. По отдельности значение каждого слова здесь вполне понятно, конкретно; соединенные же вместе, они теряют свой прямой смысл и обретают...
  • Красный день.
    Часов у меня нет, я знаю только, что надо торопиться. Подъем занимает минуту-полторы, но взбегать приходится с задержанным дыханием. Чуть расслабишься, чтобы перевести дух,— сдвинуться потом трудно.
  • Крепко и государство.
    Так мы с мамой встретили тогда Рождество. Детишки уже заснули. Это было на Павловской. Мы были там очень бедны, но счастливы.
  • Курица - не птица?
    Петухов в хозяйстве было два — старый и молодой. Станешь сыпать корм, они друг друга оттирают, и каждый норовит своих кур поближе подтолкнуть. Тронет клювом зернышко, покажет— клюй, мол, да порасторопней!
  • «Левша» за работой.
    Познакомьтесь: педагог не по диплому, а по призванию. Иногда таких называют чудаками. Безусловно, ласковое слово «чудак» подходит для тех, чья «странность» настоена на чистом альтруизме.
  • Любовь с печалью пополам.
    Может, это уж и впрямь возрастное, но что поделаешь: тянет какая-то неизъяснимая сила снова поближе к деревне, ее быту, к дому крестьянскому, хлебу, пашне... А прикоснувшись, приобщившись, хотя бы на время, ко всему этому, с горечью убеждаюсь, как много хорошего, мудрого и доброго ушло из крестьянской жизни.
  • "Люди меня боялись..." Исповедь бывшего сельского участкового инспектора.
    Приходилось ли выпивать самому? Ясное дело, приходилось. Как говорится, служба заставляла. Но пил я не какую-нибудь гадость, а только водочку или коньяк. Придешь, бывало, вечером в подсобку сельпо, чтобы узнать, как идут дела, а здесь тебе уже стол накроют, с выпивкой, закуской — все как полагается. Потом в дорогу сверточек с продуктами, а как же! Колбаски там, ветчинки, консервов... Но все — в меру.
  • МАЕЧКА
    Сама Маечка ничего не рассказывала о своей семейной жизни. Она вообще никогда не принимала участия в наших нервных и жалобных рассказах друг другу о мужьях, детях, хозяйстве, здоровье.
  • Мечта о ночлеге.
    Но как осуществить эту, казалось бы, такую простую, безыскусную мечту? Не скажешь же удивленным хозяевам: хочу тут у вас переночевать! Почему? Зачем? Что случилось? Естественные, право, вопросы, если твой законный ночлег отсюда всего в двадцати минутах ходу.
  • МОЙ ДУХОВНИК
    Мы ведь видим только одну сторону жизни священника — его службу в церкви. Остальное (быт, радости, горести) как бы за семью печатями.
  • Напрасно родные ждут сына домой...
    В тот день рядовой Анатолий Чмелев был дневальным по госпиталю. Столкнувшись на лестнице с санитаром Павлом Эунапу, услышал приказ: вымыть полы. Анатолий удивился: а почему, собственно, он, больной, должен это делать?
  • Несостоявшийся полёт
    Какими они были, избранницы космического века, окрыленные фантастически дерзновенной мечтой полета в неизведанное, манящее тайной пространство?..
  • Ничего, что я пляшу в галошах?
    Телевидение снимало «Русский дуэт» на платформе и площади Ярославского вокзала. Как только они запели, вокруг собрался народ, который сам стал участником этого представления: в образовавшийся возле выступающих круг влетело несколько женщин и мужчина, они стали подпевать и приплясывать.
  • О время-времечко!..
    На моих глазах умерло несколько деревень в округе. Зрелище — не приведи Бог! Умерла и наша. Надо было искать другую.
  • Память - в сегодняшних делах.
    Постоянно трудиться, помогать родителям й воспитании их мальчишек и девчонок — это от доброты сердечной и от понимания того, какое значение для человека имеет детство.
  • Пили, но в меру.
    Юношей мне доводилось частенько бывать на этой пильне и видеть бешеное челночное мелькание целой дюжины пил, зажатых в механическую пилораму, которые разом выплевывали по нескольку досок.
  • Платье Мельпомены
    Сократа очень уважали на нашей улице. И на соседних тоже. Знакомые и незнакомые люди обращались к нему за советом в спорных делах, и он всегда находил справедливое решение.
  • Пока остаюсь „рекордсменом"...
    Что ж, буду кормить себя сам! Да еще и детям помогу. Как? А вот как: построю сарай, завезу пару кабанчиков, куплю десятка полтора хохлаток, да разработаю соток десять огорода под овощи.
  • Полмешка ржаных сухарей.
    Ехали в теплушке, вместе с другими заводскими, в тесноте, да не в обиде. Вскоре раздали сухой паек — сухарями. На семерых получилось полмешка ржаных сухарей, которым особенно обрадовалась бабушка Наташа. Она готовила пищу, а продукты были уже на исходе.
  • ПО МОЕМУ ХОТЕНИЮ.
    Все-таки это странно — разгуливать средь бела дня, когда вокруг полно врагов. Неужто дыхание весны пересилило извечный инстинкт самосохранения? Да мало ли о чем можно гадать, и все будет правдоподобно, но, увы, недоказуемо...
  • Расстрелян и... оправдан.
    С горя Саша начал пить. Вскоре с ним стряслась еще одна беда. В закусочной вспыхнула драка. Когда приехала милиция, все разбежались, а Зайцев не успел. Получил два года за хулиганство. Их он отбыл полностью.
  • «Русь» — кормилица
    Итак, у нас репутация защищает... от законов. Это абсурд, несуразица, двусмысленность положения просто бросается в глаза. Когда же мы решительно поумнеем? И перестанем противиться здравому экономическому смыслу?
  • С Бывалым чего не бывало!
    По уверению Евгения Моргунова, в четырнадцати-пятнадцатилетнем возрасте он был «болваночник». В суровые военные годы (1942 г.) работал на заводе «Фрезер», изготовлял болванки для артиллерийских снарядов.
  • Сыновья Старой Кати
    Наша узкая, бугристая улочка, берущая начало внизу, в городе, упрямо взбиралась наверх, к садам и виноградникам. С соседней горы она казалась рекой.
  • Соловушка.
    Необыкновенная труженица, мастер, автор многих песен, романсов, чуткий аранжировщик известных произведений, свою задачу Евгения Смольянинова видит в том, чтобы донести до слушателя здоровое начало нашей национальной культуры.
  • «...Сперва родство, а потом все остальное».
    Август. Тенистые кроны каштанов окружают гостиницу «Киев». По ступенькам спускается стройный загорелый человек, возраст которого — семьдесят девять лет — повергает в изумление каждого, кто с ним знаком.
  • Старая школа.
    Ученики жгут свою школу. И день, и два... и четвертый год подряд. Нет, нет, не заколдованная школа, если может (дотла все-таки не выгорая!) столь долго гореть; нет, нет, и в учениках не найдем ничего демонического, обычные деревенские ребята.
  • ТВОРЦЫ ОСТАЮТСЯ
    О земле нельзя так протокольно. Земля — это и песня, и сказка, и кормилица наша. Только с добрыми, любящими ее людьми она поделится щедростью своей.
  • Убийство по заказу.
    Но чем дальше продолжалось следствие, тем менее убедительными выглядели объяснения Ольги. К этому времени удалось отыскать обладателя желтой рубашки.
  • Улыбка жены.
    И всю дорогу до места работы помнил и чувствовал на себе свет этой улыбки. И потрясенно качал головой: неужели она почувствовала, что мне приснилось прошедшей ночью?
  • У русских американцев.
    Прекрасно управляя машиной, совершая головокружительные виражи, Мариля не раз до упоения катала нас по гористым улицам Сан-Франциско — одного из красивейших городов мира, главного порта страны на Тихом океане.
  • ВАЛЕНКИ
    У меня холодеет сердце, когда вижу, как обута добрая половина нашей детворы и молодежи: ходить по снегу в кроссовках, сапожках или ботиночках — безумие!
  • "Ваш Зыков..."
    ...Это был трудный класс. У его мужской половины, к сожалению, господстовал культ силы. Все мои усилия в первые месяцы работы с классом были направлены на то, чтобы развенчать власть главного «кулачника», а попросту говоря, хулигана.
  • В книгах и в жизни
    Фраза у Голявкина короткая, «голая», словесных украшений — почти никаких. Зато уж тайной словорасположения, тайной интонации, тайной звучащей речи Голявкин владеет в совершенстве.
  • Зачем мятутся народы?
    В деревне его ждали, и если лето подходило к концу, а Бекташ все не появлялся, бабы начинали тревожиться, строить самые разные домыслы, которые с каждым днем становились все страшнее.
  • Задачка со многими известными
    Терпение их лопнуло, когда они остались без хлеба. В прямом смысле. Без ржаного, пшеничного — всякого. И не потому, что вселенский мор напал на село Андреевское или, тем паче, на весь Александровский район, выметая все подчистую.
  • „Заглянуть в Зазеркалье"
    Писать о людях необычных, редких способностей и знаний, с одной стороны, просто, потому что интересно, с другой — невероятно сложно.

Самое популярное

Сколько раз "нормально"?

Не ждите самого подходящего времени для секса и не откладывайте его «на потом», если желанный момент так и не наступает. Вы должны понять, что, поступая таким образом, вы разрушаете основу своего брака.

Лучшая подруга

У моей жены есть лучшая подруга. У всех жен есть лучшие подруги. Но у моей жены она особая. По крайней мере, так думаю я.

Хорошо ли быть высоким?

Исследования показали, что высокие мужчины имеют неоспоримые преимущества перед низкорослыми.

Как размер бюста влияет на поведение мужчин.

Из всех внешних атрибутов, которыми обладает женщина, наибольшее количество мужских взглядов притягивает ее грудь.

Подражание и привлекательность.

Если мы внимательно присмотримся к двум разговаривающим людям, то заметим, что они копируют жесты друг друга. Это копирование происходит бессознательно.

Почему мой ребенок грустит?

Дети должны радоваться, смеяться. А ему все не мило. Может быть, он болен?

Если ребенок не успевает в школе.

Школьная неуспеваемость — что это? Лень? Непонимание? Невнимательность? Неподготовленность? Что необходимо предпринять, если ребенок получает плохие отметки?