Интервью

Владимир Гостюхин: «Будут внуки — надо их учить жить смелее»

Напряжение было столь велико, что после финальной сцены самоубийства, вошедшей в фильм вторым дублем, я упал на руки режиссеру и не приходил в себя минут пятнадцать...

Оказывается...

Наука и спорт

Высокие достижения спортсмена зависят не только от физической формы, но и от того, как он экипирован. Спортсмен может и не знать, сколько всяких ноу-хау вложено в его победу.

Присоединяйтесь

• RSS

"Черномазая Левушка" и "Маленькая чародейка".

В 1764 году в Петербурге был открыт по указу Екатерины II первый институт для воспитания девиц из благородных семейств. Вскоре к нему было добавлено и Мещанское отделение. Так как институт располагался на территории Воскресенского Смольного женского монастыря, то его воспитанниц называли - смолянками", а порой в шутку именовали и "монастырками". Однако Екатерина в письме Вольтеру сразу заявила, что воспитание юных россиянок в этом учебном заведении будет серьезно отличаться от традиций европейских монастырских пансионов:

"Мы весьма удалены от того, чтоб из них сделать стариц и чтоб вогнать их в чахотку, заставляя по нотам горланить в церкви, как делается в Сент-Сире. Напротив, Мы с тем их воспитываем, чтоб они были украшением тех семейств,с которыми они сопрягутся. Мы желаем, чтоб они были не лицемерками и не прелестницами, но были бы людьми достойными...".

Девушек учили языкам, истории, литературе, основам точных наук (в институте была хорошая физическая лаборатория), а также рукоделию, рисованию, танцам, сценическому искусству. Смолянки ставили спектакли, пользовавшиеся большим успехом.

В институт обычно принимали девочек 5-6 лет, весь курс обучения был рассчитан на двенадцать лет и делился на четыре цикла. Воспитанницы разных возрастных групп различались по цвету одежды: младшие первые три года носили платья темных кофейных тонов, затем шли голубые и серые цвета, а выпускницы в последние три года надевали белый наряд. Когда «белых» смолянок впервые вывели на прогулку в Летний сад, это событие произвело в Петербурге фурор. Знать стекалась к саду, чтобы посмотреть на этих необыкновенных девушек, музыканты графа Григория Орлова исполнили в их честь серенаду, стихотворцы соревновались между собой в воспевании юных дев. В Смольный возили даже иностранных дипломатов, чтобы удивлять их талантами монастырок. Правда, кое-кому не по душе пришлись эмоциональная непосредственность и естественность поведения девушек-смолянок, но Екатерина твердо заявила: «Я очень люблю, чтоб любезная природа шла своим чередом, без прекрас, без старания.

Императрица с неусыпной заботой пестовала своих воспитанниц, часто приезжала к ним, наблюдая за их занятиями и участвуя в их прогулках и развлечениях. Между Смольным и кабинетом Екатерины шла постоянная переписка. Чаще всего она велась через любимицу императрицы Сашеньку Левшину. Александра Петровна Левшина в четыре года осталась сама и воспитывалась у родных. Екатерина, случайно узнавшая о ее судьбе, распорядилась поместить девочку в Смольный и с тех пор не оставляла вниманием.

Подросшая Сашенька не отличалась красотой, но очаровывала необычной одаренностью. Она прекрасно пела, а в изяществе танца никто мог с ней сравниться. За смуглый цвет лица императрица прозвала Сашеньку «черномазой Левушкой" и в посланиях к ней обращалась просто и дружески, словно была не государыней, а старшим другом.

Выпускниц Смольного Екатерина намеревалась сделать фрейлинами когда девушке минуло 18 лет, императрица сдержала свое обещание: придворная карета увезла "черномазую Левушку» в новую жизнь. Теперь она часто появлялась в интимном кружке придворных, с которыми Екатерина любила коротать вечера. Однажды императрица, всячески стремившая подчеркивать свою приверженность русским национальным интересам, потребовала, чтобы в ее обществе говорили только на русском языке. Кто-то попробовал возразить, что русский язык не обладает красотой звучания, что на нем невозможно придумать ни одной шарады. «Как вы думаете?»—обратилась Екатерина к придворному поэту Ю.А.Нелединскому-Вилецкому. Тот, лукаво взглянув на сидевшую рядом Сашеньку, вмиг придумал шараду. Екатерина, очень довольная, рассмеялась, и весь вечер общество упражнялось в составлении шарад на русском языке.

Обаятельная и умная "Левушка" произвела неотразимое впечатление на князя Петра Александровича Черкасского, сына гофмаршала. Князь предложил Сашеньке руку и сердце. Екатерина милостиво благословила этот брак, так как жених пришелся по душе ее любимице и к тому же принадлежал к знатной и богатой фамилии. Но семейное счастье Сашеньки продолжалось недолго. Она умерла совсем молодой, на 24-м году жизни, не успев даже подарить супругу ребенка. Князь Черкасский был безутешен, не мог ее забыть и больше не женился.

Павел, романтичный, экзальтированный и обидчивый, отвергнутый матерью, разлученный с сыновьями, которых воспитывала сама Екатерина, не понятый современниками, становящийся с годами подозрительным и упрямодеспотичным, нашел в Нелидовой самого преданного, бескорыстного и чуткого друга. Она, как никто, умела тактично, но настойчиво обуздывать его гнев, заставить его изменить несправедливые решения, а главное—направить его мысли и поступки на служение добру. Она не давала покоя Павлу неотступными просьбами то кому-то помочь, то кого-то простить, то, наоборот, вмешаться и пресечь зло. В одном из писем к Павлу она признавалась: -Когда я вижу глубоко прочувствованное горе, я мучу Вас, и пока я буду видеть подданных, почитающих за счастие служить Вам, я буду Вас мучить для того, чтобы Вы не отвергали их службу. Прощайте, будьте добры, будьте собою, ибо истинное Ваше расположение — доброта...». И в то же время Нелидова всегда скромно уходила в тень, предоставляя на долю Павла все благодарности и восхваления за добрые дела.

Павел ни дня не мог прожить без общества "маленькой чародейки», при вынужденных разлуках писал ей письма и записки, посылал то фарфоровые безделушки, то вкусные вяземские пряники. На более значительные подарки он не решался. Нелидова деликатно, но категорично отклоняла их, не упуская при этом возможности напомнить наследнику, что есть немало нуждающихся людей, на помощь которым он мог бы обратить свою щедрость. И это — в то время, как сама она происходила из небогатой, многодетной семьи и, кроме фрейлинского жалования, не имела никаких средств.

Горячая привязанность Павла к Нелидовой и ее исключительное влияние на великого князя вызывали завистливую ревность его супруги Марии Федоровны и злорадные сплетни придворных, привыкших подобным симпатиям давать самые неблаговидные толкования. А Павел, серьезно заболев и беспокоясь за судьбу и репутацию фрейлины, смирил гордыню и обратился к Екатерине с искренним и трогательным письмом, умоляя, в случае его кончины,оградить Нелидову от незаслуженной клеветы: "Клянусь торжественно и свидетельствую, что нас соединяла дружба священная и нежная, но невинная и чистая. Свидетель тому Бог...».

Сама Катенька, чувствуя, что становится предметом сплетен и причиной семейных раздоров, не раз порывалась удалиться от двора. Но Павел приходил в такую ярость, устраивал такие скандалы Марии Федоровне и с таким раздражением реагировал на все окружающее, что Нелидова, отказавшись от своих намерений, вся уходила в заботы о восстановлении семейного и придворного мира.

Когда Павел стал императором и придворные заискивающе и подобострастно склонились перед ним, опасаясь неосторожным словом прогневать своенравного монарха, одна Нелидова с ее независимым, живым характером энергично спорила с Павлом, бесстрашно укоряла его в неправедных поступках и, когда он раздражал ее своим упрямством, способна была на самые эксцентричные выходки. Н.А.Саблуков рассказывал, как, находясь в комнате дежурных офицеров во дворце, он стал свидетелем курьезной сцены. В конце коридора, где находились покои фрейлин, послышался шум. Затем дверь в караульную распахнулась, и император поспешно вошел в комнату, и в ту же минуту дамский башмак с очень длинным каблуком пролетел через голову его величества, чуть-чуть ее не задевши. Император через мою комнату прошел в свой кабинет, а из коридора вышла Екатерина Ивановна Нелидова, спокойно подняла свой башмак, надела его и вернулась туда же, откуда пришла». На следующий день Павел смущенно и доверительно шепнул Саблукову: "Мой милый, у нас вчера была ссора». На вечернем балу Саблуков по просьбе Павла дал знак оркестру играть менуэт и пригласил Нелидову, которая в исполнении этого танца не знала равных. -Какую грацию выказывала она, — рассказывал Саблуков, — как великолепно выделывала па и производила обороты, какая плавность была во всех движениях прелестной крошки... Император был в восторге и следил за нами в течении всего менуэта, поощряя нас восклицаниями: "Восхитительно, прекрасно, отлично!». В этот вечер гармония танца восстановила и гармонию их дружбы. А.С.Шишков описывает другую сцену на балу, когда Павел, разгневавшись на гофмаршала, вызвал его для жестокой расправы. Рядом стояла Нелидова. «Она, не говоря ни слова и даже не смотря на него, заложила руку свою за спину и дернула его за платье. Он тотчас почувствовал, что это значило, и ответил ей отрывисто: "Нельзя воздержаться!». Она опять его дернула. Между тем гофмаршал приходит, и Павел изъявил ему свое негодование, но гораздо кротчайшим образом, нежели как по первому гневному виду его ожидать надлежало. О, если бы при царях, и особливо строптивых и пылких, все были Катерины Ивановны!» — восклицал Шишков. Кстати, именно Нелидовой обязана Россия сохранением Георгиевского ордена, который Павел решил было упразднить.

Но одна из придворных партий, стремясь упрочить свое влияние на императора и оттеснить Нелидову, сумела заинтересовать Павла кукольной красотой 17-летней А.П.Лопухиной. (Екатерине Ивановне в то время было уже под 40.) Оскорбленная Нелидова покинула двор и поселилась в Смольном институте, написав Павлу: «Открытое и честное сердце не так легко найти, как Вам, быть может, легко без него обойтись». Биограф Нелидовой князь А.Б.Лобанов-Ростовский свидетельствовал: «Ее отъезд от двора был столь же важным событием и произвел такое же волнение, как бывает с переменою министерства». Тут уж окружающим пришлось сполна испытать на себе всю тяжесть подозрительного, вспыльчивого и своенравного императорского характера. Мария Федоровна, с годами ставшая мудрей и оценившая бескорыстность и благотворность влияния Нелидовой на Павла, старалась вновь вернуть ее. Императрица предчувствовала, что может случиться, если ее супруг даст волю своему необузданному нраву: «Я дрожу за него, потому что он не умеет создавать себе друзей, а между тем он погибнет когда-либо, если не будем иметь верных и усердных слуг». А Павел, злясь на себя и на окружающих, налагал опалы и наказания на правых и виноватых.

В ссылку в Эстляндию был отправлен и петербургский губернатор Ф.Ф.Буксгевден, муж любимой институтской подруги Нелидовой Натальи Алексеевой. И Катенька уехала вслед за опальной подругой. Императрица сообщала знакомому: «Поведение нашей доброй Нелидовой делает ей честь: она сопровождает своих друзей в изгнание. Вот редкое доказательство дружбы!». Мария Федоровна и Нелидова обменивались нежными, доверительными письмами. Павел тайком прочитывал всю переписку в своем кабинете, завидуя и ревнуя, сжигал порой в камине письма, остро напоминавшие ему о собственном одиночестве. И когда через два года Нелидова обратилась к нему с просьбой разрешить Буксгевденам уехать за границу, а ей—вернуться в Смольный, за Нелидовой был послан придворный экипаж. При дворе многие вздохнули с облегчением. Но Павлу оставалось жить чуть больше года...

Известие о самоубийстве, по свидетельству современника, глубоко потрясло Нелидову: «Волосы ее поседели, лицо покрылось морщинами, цвет лица сделался желтовато-свинцовым, и глубокая печаль отражалась на этом столь улыбавшемся лице». Она всячески старалась поддержать овдовевшую Марию Федоровну, которая с этой поры была с Нелидовой неразлучна. Впоследствии и Александр I, и Николай I относились к Нелидовой с неизменным, подчеркнутым уважением. Но Екатерина Ивановна не стремилась вернуться ко двору. Она доживала свой век в Смольном, посвятив себя воспитанию племянницы Сашеньки. Нелидова скончалась в возрасте 82 лет, и журнал «Северная пчела» поместил некролог, в котором говорилось: "Кто знал ее лично и долго со вниманием следил за ее характером, тот не мог благоговеть перед этим дивным явлением в мире духовном».

Ирина ГРАЧЕВА