Интервью

Клара Новикова: "Для меня нет запретных тем"

Раньше мне казалось, что, если целый вечер выступает один артист разговорного жанра,— это скучновато. Но на концерте Клары Новиковой убедилась, насколько была не права. Как она умеет общаться с залом! Да и зал, казалось, превратился в единое целое, внимал артистке, затаив дыхание. И смеялся, просто до изнеможения.

Оказывается...

Наука и спорт

Высокие достижения спортсмена зависят не только от физической формы, но и от того, как он экипирован. Спортсмен может и не знать, сколько всяких ноу-хау вложено в его победу.

Присоединяйтесь

• RSS

Понятия о справедливости и чести.

Пушкин в шутку говорил: «В учителя не могу идти; хоть я знаю закон божий и 4 первые правила». Но тем не менее Пушкину принадлежит и трактат — записка «О народном воспитании» (1826 г.).

Вот история этого сочинения.

8 сентября 1826 года Пушкин по высочайшему повелению приехал из ссылки в Москву. Без промедления он был доставлен в Кремль на аудиенцию к Николаю I. Новый император даровал поэту свободу, разрешил жить в столицах и сам вызвался быть цензором пушкинских произведений. «Выгода конечно необъятная»,— сообщал Пушкин поэту Языкову. Однако выгоду собирался извлечь монарх, уверенный в том, что Пушкин не останется неблагодарным. Очень скоро поэт понял, что за царскую милость нужно платить. 30 сентября Пушкин получает от шефа жандармов А. X. Бенкендорфа письмо следующего содержания:

«Его величество совершенно остается уверенным, что вы употребите отличные способности ваши на передание потомству славы нашего Отечества, передав вместе бессмертию имя ваше. В сей уверенности его императорскому величеству благоугодно, чтобы вы занялись предметом о воспитании юношества...»

Пушкин не сразу приступил к выполнению высочайшего поручения, оно было ему затруднительно и, видимо, неприятно. Через два месяца Бенкендорф напомнил Пушкину о необходимости представить свои соображения о воспитании. Пушкин понимал: этот заказ — серьезный экзамен для его политических взглядов. И он взялся за трудную задачу: в благонамеренных выражениях высказать самодержцу ряд неприятных истин; «не надобно же пропускать такого случая," чтоб сделать добро»,— со слов Пушкина записал в свой дневник А. Вульф, тригорский приятель поэта.

Пушкин постоянно помнит о декабристах. Его собственная юность прошла среди этих людей, их взгляды он разделял. Не случайно в рабочей тетради поэта несколькими страницами ранее записки «О народном воспитании» находится знаменитый рисунок: две виселицы с фигурами казненных и надписью: «И я бы мог...»

Напуганный восстанием на Сенатской площади император в манифесте по поводу окончания дела декабристов указывал: «Не просвещению, но праздности ума, более вредной, нежели праздности телесных сил, — недостатку твердых познаний должно приписать сие своевольство мыслей, источник бурных страстей, сию пагубную роскошь полупознаний...» Пушкин же видел корень зла в недостатках воспитания, вся система которого, по его мнению, неудовлетворительна в России. Только воспитание настоящее и полное, направленное на внушение «воспитанникам правил чести и человеколюбия», необходимо российскому юношеству.

Поэту представляется недостаточной система воспитания в государственных учебных заведениях: военных корпусах, семинариях, гимназиях, лицеях. Всюду ощущается недостаток наук нравственных, развивающих личность учащихся, их способность мыслить и объективно судить о событиях и проблемах. Но особенно резко обрушивается Пушкин на воспитание частное — домашнее и пансионное, считая эту систему самой вредной и, более того, безнравственной.

Сам поэт, как и большинство дворянских детей, получил первоначальное воспитание в домашней обстановке, и оно было не самое худшее. И тем не менее отрицательное отношение к этому типу воспитания складывалось у него и из личного опыта.

Отец Пушкина Сергей Львович сумел создать прекрасную умственную среду для развития поэтического дара Пушкина-ребенка. Его дом посещали известные литераторы: Карамзин, Жуковский, Батюшков, Дмитриев. Они с жаром обсуждали литературные события, и ребенок, притаившись где-нибудь в углу дивана, жадно впитывал в себя чудные речи, как писал Сергей Львович.

М. ЛЬВОВА