Рассказы очевидцев

Белая ворона

Перестройка разворачивалась в Пензенской области так же, как и везде: о ней объявили партийные лидеры. По их сигналу на местах приступили к обсуждению новых идей, не было недостатка в призывах и заверениях, началась кадровая перетряска, потому как потребовались люди, говоря языком докладов, «широко мыслящие и не боящиеся перемен»...

Затронули эти перемены и Николая Михайловича Тактарова. Работал он тогда заместителем заведующего отделом обкома КПСС, жил с дружной семьей в пензенской квартире, имел определенные, хотя и не очень значительные привилегии, положенные людям соответствующего номенклатурного ранга.

И вдруг — заспинные разговоры, намеки, наводящие телефонные звонки и, наконец, вызов ко второму секретарю обкома Анатолию Федоровичу Ковлягину. Выбор пал на Тактарова не случайно: он слыл человеком деятельным, исполнительным, честным, пользовался доверием сослуживцев и начальства. Но то, что, по слухам, должны были предложить — пост первого секретаря Неверкинско-го райкома,— не очень-то радовало. Предстояло перебираться в глубинный район, а там — пугающая неизвестность, полная смена окружения, новые обязанности и никакой гарантии успеха. К этому прибавлялось и серьезное семейное обстоятельство: заболела мать, а в районе — найдутся ли хорошие врачи?

И вот — вызов. Вместе с заведующим орготделом к назначенному времени они пришли в приемную и ждали там, глядя на красную лампочку, которая горела на столе секретарши, предупреждая: хозяин кабинета занят, он разговаривает по телефону. Переминались с ноги на ногу, маялись, и Тактаров думал про себя, что в перестроечные времена эта лампочка — анахронизм, можно было бы войти, ничего страшного не случилось бы, но тормоза еще держали крепко, выучка в номенклатурной школе была хорошей, и, пряча друг от друга глаза, они с заворготделом покорно топтались перед красной пупочкой на пульте телефонного управления до тех пор, пока она наконец не погасла.

Вошли в просторный кабинет. Широким жестом их пригласили к столу. Ковлягин начал без обиняков, с места в карьер: дескать, ему, Тактарову, надо расти, он давно стоит в резерве на выдвижение. Николай Михайлович попытался слегка обозначить личные проблемы, в частности упомянул о болезни матери, но тон разговора тут же стал жестче, а твердые слова о партийной дисциплине совсем отбили охоту возражать.

Беседа перешла в практическое русло. Ковлягин не скрывал: Неверкинский район, куда предстояло ехать, тяжелый, хозяйства там слабоватые, но, самое главное — в партийной организации сложилась нездоровая атмосфера. Бывший там «хозяином» Анатолий Егорович Аникеев, хотя и на своем месте, но порой слишком круто обходится с подчиненными, что само по себе и неплохо, однако перегнул палку и восстановил против себя всех членов бюро райкома. Они написали письмо, в котором потребовали убрать Аникеева. Ко всему прочему обострилась в Не-веркине и национальная проблема: в районе живут и татары, и русские, и чуваши, и мордовцы. «Внизу» пока еще обстановка терпимая, но в вер: них эшелонах идет борьба за влас с национальным оттенком, об это можно судить и по письму, под ним -много татарских фамилий.

В общем, предстояло разобраться навести порядок, достигнуть того, что определялось входившим тогда в моду словечком "консенсус», а пообкомовски — привести всех «к общему знаменателю», повести партийную организацию, район «к новым рубежам».

— Уже в машине, по дороге в Неверкино, я думал — а что, если меня просто-напросто не примут, встретят в штыки и у них там есть своя кандидатура? — рассказывал мне позже Николай Михайлович.— Конечно, в глубине души сознавал: обком сломит любое сопротивление, но нормально работать уже не удастся. Не дадут.

На пленуме райкома Тактаров нервничал, видел, как прибывший с ним Ковлягин в кулуарах не давал и рта раскрыть недовольным, мол, «как область решила, так и будет!». Николай Михайлович, уже сидя в президиуме, потихоньку достал листок бумаги и начал считать — сколько «за» и «против», но особой арифметики не получилось, потому как все члены бюро проголосовали «за», а за ними и весь зал. И Тактаров воспрянул духом: раз так, работать можно.

Правда, несколько выступлений настораживали. Нашлись люди, которые потребовали переизбрать весь состав бюро райкома, чтобы «новый секретарь начал все по-новому с новыми людьми». Этих немногих «диссидентов» быстренько смяли, обвинив в демагогии, подстрекательстве, экстремизме. Ярлыки старательно навешивали те же члены бюро, которых критиковали, в зале стоял шумок, но не более того, и в конце концов предложение «бунтовщиков» не прошло. И показалось Тактарову, будто люди в зале как-то скисли, заскучали. Дальше все пошло без сучка и задоринки, пленум закончился, и Ковлягин отвез его в гостиницу.

Наутро Николая Михайловича, отоспавшегося и успокоившегося, дружно поздравляли в кабинете члены бюро и работники аппарата райкома. Заверяли в поддержке, говорили, что самодур Аникеев довел район до ручки, что давно пора было обкому прислать нового человека, способного на решительные перемены, что всем понравилась интеллигентность Николая Михайловича, доступность, простота в общении и демократичность взглядов, высказанных вчера на пленуме.

В первый же день ему положили на стол список людей, которые, оказывается, и есть самые «застойщики», тормозившие перестройку, их надо немедленно убрать.

Тактаров смутился: надо ли так спешить? Ведь он не знает тех, кто перечислен в «черном» списке, ему надо хотя бы немного осмотреться, познакомиться с людьми... Николай Михайлович поймал несколько недобрых взглядов, отметил про себя пару усмешек и вновь насторожился, тем более что среди инициаторов, или, как он про себя их назвал, «скоробыстро-перестройщиков» были те, с кем предстояло работать бок о бок: второй секретарь Рашид Давыдович Куряев и председатель райисполкома Анатолий Александрович Сиротин.

А потом к нему пошли посетители, и он поразился, до чего однообразными были их просьбы. Шли доярки, механизаторы, колхозники и рабочие совхозов, и все с одним: помогите купить швейную или стиральную машину, другой дефицит, по десять лет в очереди стоим... Не с деловыми предложениями, не за советом шли люди, они видели в первом секретаре лишь справедливого распределителя дефицита.

Николай Михайлович вызвал председателя райпо и потребовал подробный список: что есть на районной базе, куда, кому и когда выделялись товары. Через пару дней список ему представили, и он ахнул: в документах против проданных стиральных машин, пылесосов, ковров, «видиков», автомашин стояли лишь суммы уплаченных денег, какие-то неразборчивые подписи, в разнарядке указывалось, что дефицит реализован труженикам деревни на такую-то сумму, но кому конкретно — неизвестно. Просто людям! И лишь в скобках, специально для него, было помечено — куда направлен товар: обком, облисполком, областные управления МВД и КГБ, РК и РИК.

Тактаров потребовал, чтобы председатель райпо регулярно сообщал ему, кто и на что претендует, в первую очередь удовлетворил заявки сельчан. Продажа — только по согласованию с ним. первым секретарем. И хотя он понимал, что это не его, партийного секретаря, дело, что других, гораздо более важных забот у него и так будет по горло, жизнь и привычная практика районного бытия помимо его воли втягивали в мелочи, в хозяйственную текучку.

А в райкомовском аппарате уже начали шептаться: «хозяин» вызвал второго секретаря и председателя райисполкома, шумно с ними говорил, до чутких, ушей даже долетели слова: «Да вы берите с базы, но не наглейте! Нельзя же так в открытую, бессовестно грабить народ!» И вроде бы Куряев, второй секретарь, ответил Тактарову: «Вам будет здесь очень трудно!»

Да, Николай Михайлович не оправдал надежд своих ближайших помощников, членов бюро. И они, выждав какое-то время, начали с ним войну — на выживание здесь, в Неверкине.

Побывав в хозяйствах, первый секретарь познакомился с теми, кто упоминался в «черном» списке на увольнение, представленном ему в первый день. Это были как раз те самые люди, которые предлагали на пленуме райкома переизбрать бюро целиком. Все до единого были перечислены в списке. Никого не забыли бдительные «скоробыстроперестройщики».

— В глубинном райцентре,— вспоминает Николай Михайлович,— родственные связи ценятся зачастую куда выше деловых качеств человека. Сват, брат, кум, которого ты пристроил на престижное, выгодное место,— это скорее повод для гордости, чем для осуждения. Это же здорово, если есть свои люди на ключевых позициях! А если к этому еще прибавляется национальный момент, то можете себе представить, каково приходится руководителю района, пытающемуся поддерживать хотя бы видимость порядка, как-то умерить аппетиты зарвавшихся «свояков».

Тактаров не хотел участвовать вместе с другими в кумовских и «национальных» играх. Он однозначно понимал партийные документы: социальная справедливость, национальное согласие, перестройка в экономике... Слова правильные. Но грубая проза жизни была сложнее деклараций. И Тактарова хватало лишь на то, чтобы более-менее справедливо распределять дефицит и улаживать конфликты в масштабе района.

Конечно, дефицит и при нем шел в область нужным людям, но не по каждому звонку, как раньше. И товары стали распределять с базы райпо более упорядоченно. И простому люду больше доставалось с «барского стола», во всяком случае, очередь за стиральными машинами несколько поредела, чему Николай Михайлович искренне радовался и что считал личной заслугой.

Но вот национальный вопрос никак не поддавался решению. Усвоенные с детства лозунги о братской семье народов нашей страны оказывались абсолютно негодными при столкновении с житейскими конфликтами. В Неверкине и районе — большинство татар, почти пополам из оставшихся сорока процентов — русских и чувашей, совсем немного мордовцев.

Николай Михайлович видел: люди жили бы мирно и дружно, если бы не нарочитое подогревание страстей. Его коробили высказывания вроде тех, что татары, мол, лучше живут, у них дома побогаче, потому как они умнее других, меньше грешат. Он старался не обращать внимания, относил это к «пережиткам прошлого», издержкам низкой культуры.

Но обострившихся отношений со своим ближайшим помощником, вторым секретарем райкома Рашидом Давыдовичем Куряевым и его братом, редактором районной газеты, он не мог не замечать. А началось все с того, что при выборах нового председателя райпо они предложили свою кандидатуру, но Тактаров ее отверг и настоял-таки на другом человеке. В ответ последовала... забастовка работников торговли в райцентре. Закончилась она также неожиданно, как и началась, но сигнал был серьезный.

А потом он выступил в местном ПМК, где пояснил свою позицию: он различает людей не по национальному признаку, а по деловым качествам, ему неважно, кто перед ним — татарин или русский, ему важно — честный он или лгун, порядочный или вор...

И вот через неделю, на встрече с другим коллективом, в притихшем зале вдруг поднялась по-городскому одетая женщина и заявила: «Это правда, что вы ненавидите татар? Кажется, в ПМК вы сказали: татар надо «давить», они обнаглели, распустились, хотят захватить власть в районе, и вы сделаете все, чтобы этого не произошло».

Онемев поначалу от столь наглой провокации, Николай Михайлович, конечно же, опровергнул злую ложь, но дело было сделано, по району поползли слухи.

Тактаров посоветовался с прокурором. Тот был настроен решительно: надо привлекать к ответственности за клевету. Как оказалось, та женщина работала продавцом в универмаге. Вызов к прокурору и угроза суда напугали ее, она признала факт клеветы и попросила прощения.

Ее письменное заявление Тактаров отдал редактору районной газеты: надо было публично сказать правду, чтобы прекратить слухи. Но, странное дело, редактор, обычно чутко улавливавший все оттенки воли начальства, больше недели продержал опровержение под сукном, а после повторной просьбы еще несколько дней под разными предлогами не находил места в газете для тридцатистрочной заметки.

Поутихли страсти по этому поводу — разгорелись новые. Особенно огорчали мелкие пакости, провокации. То ему подсунут фотографии, на которых бывший секретарь Аникеев что-то тащит с базы райпо: дескать, смотри, и за тобой, если надо, проследит фотоглаз! То пьянку в разгар жатвы, на виду у очумевших от пота и пыли комбайнеров, устроят «отцы района». С нарочитым вызовом: а что ты нам сделаешь? Тактаров, правда, однажды «прихватил» возвращавшихся с возлияний на природе братьев Куряевых и председателя райисполкома Сиротина. Их машину Николай Михайлович остановил вместе с начальником РОВД, тот жарко шептал на ухо: «Товарищ первый секретарь, воспользуйтесь случаем, пусть они переночуют у меня в каталажке, а утром позвоните в обком и — все! Им крышка! Вы их уничтожите! Мы же видим, как вам с ними приходится!» Но он тогда брезгливо отбросил совет районного милиционера. Отпустил домой всю компанию. Только утром вызвал Рашида Давыдовича, крепко поговорил с ним, да что толку?

Позже начальник РОВД укорял: «Эх, не послушали вы меня! А ваш предшественник, Аникеев-то, своего бы не упустил, вот они у него где были...» И показал здоровенный кулак.

Все сыпалось из рук, и всякое старание оборачивалось против самого же Тактарова. И некогда ему было заниматься делом, жизнью района и людей, некогда было бывать в хозяйствах. Он только успевал . делить дефицит, отбивать атаки враждебного окружения, разбирать свары. Научился глотать всякие таблетки, чтобы меньше темнело в глазах и не очень болели виски, будто, сдавленные чьими-то стальными лапами. И все чаще приходила простая мысль: «А зачем все это?»

А мать умирала. И жена упрашивала: «Коля, уедем! Я больше здесь не могу. И ты не можешь, я знаю, я вижу!»

А тут еще недовольные звонки из области: «Ты что там хозяйство распустил? Жалобы на тебя. Показатели низкие. Не можешь задавить, переломить, расшить? Или ты, как нам говорят, слабак?»

Да, Тактаров оказался «слабаком». У него было два выхода. Первый — стать Аникеевым, «жать», бить по головам, не выбирать средств в борьбе за власть. И оставаться своим человеком для обкома.

Мог он и пойти на попятную перед братьями Куряевыми, Сиротиным. Утвердиться главным среди них, закрыть глаза на то, куда уплывает дефицит, участвовать в пьянках, морочить начальство победными реляциями, обманывать людей. И тоже оставаться своим человеком для обкома.

А так он — «слабак». Не оправдавший надежд. И упустивший свой шанс...

Через год Тактаров сдался. Его просьбу об отставке удовлетворили. И вновь был пленум. Он уныло отчитывался перед коммунистами района о проделанной работе. В президиуме сидел сменщик — претендент на пост первого секретаря, председатель колхоза имени Чапаева Тагир Алиевич Рамазанов, один из организаторов той самой пьянки в разгар жатвы. Рамазанов, помнится, отнекивался, дескать, ничего не видел, ничего не знаю... Что ж, теперь не придется ни перед кем оправдываться.

Тактаров на пленуме сделал последнюю попытку что-то изменить. Он предложил уйти в отставку всем членам бюро. И зал на этот раз дружно поддержал его. Да, тогда члены бюро ушли. Но, как говорится, ушли, чтобы остаться. Уцелели на своих постах и предрик Сиротин, и редактор районной газеты Рафик Куряев. И Рашид Давыдович Куряев лишь пересел в другое начальственное кресло.

А еще через полгода все они вновь стали членами бюро. И теперь, говорят, в Неверкине ни жалоб, ни ссор. Видимо, «стиралки», пылесосы и «видики» делят дружно. Тишь да гладь. Короче, «перестроились».

А Тактаров, как и следовало ожидать, выпал из обкомовской обоймы. Фанфар при встрече после неудавшегося секретарства, сами понимаете, не было. Его тихонечко, без особых хлопот «задвинули» начальником отдела кадров облагропрома, где он чувствует себя эдакой «белой вороной».

— И что же вы обо всем этом думаете, Николай Михайлович? — спросил я его.

— Проиграл, конечно,— отвечает он.— В одиночку хотел мир, пусть маленький, но перевернуть. Не учел, что нужно знать, когда открывается один глаз у первого секретаря обкома. И когда — второй. И когда молчать нужно, а когда — говорить. Не уразумел, что маленькая уступка себе оборачивается перерождением души. Что тогда делать? Заглушить голос совести водкой, бабами, хамством? Я видел, как это делают вокруг меня руководители разных рангов... Но ведь хотелось правды, справедливости!

Юрий ГОВОРУХИН

Рекомендовать:
Отправить ссылку Печать
Порекомендуйте эту статью своим друзьям в социальных сетях и получите бонусы для участия в бонусной программе и в розыгрыше ПРИЗОВ!
См. условия подробнее

Комментарии

Новые вначале ▼

+ Добавить свой комментарий

Только авторизованные пользователи могут оставлять свои комментарии. Войдите, пожалуйста.

Вы также можете войти через свой аккаунт в почтовом сервисе или социальной сети:


Внимание, отправка комментария означает Ваше согласие с правилами комментирования!

Рассказы очевидцев

  • Барятинский женский монастырь
    Каждый раз, когда я уезжаю из монастыря, «Ангелов вам», — напутствуют меня на прощание сестры. Инокиня Досефея собирает в дорогу снедь. Матушка дарит очередную порцию книг, садится за руль «Москвича» и везет меня в Малоярославец на московскую электричку.
  • Это недетское детское кино
    Вообще тема отсутствия контакта между детьми и взрослыми, взаимонепонимания, одиночества и тех и других стала одной из центральных тем фестиваля.
  • Наша речка Сумерь
    Больше всего там нравилась мне речка, которая протекала за нашим огородом, под горой. Называлась она очень красиво — Сумерь. Берега ее заросли ивняком, ольхой, черемухой. Местами речка была мелкой и быстрой. Местами глубокой и медленной. Где — широкой, а где — такой узенькой, что ее можно было перепрыгнуть с разбега.
  • Владимир Гостюхин: «Будут внуки — надо их учить жить смелее».
    Напряжение было столь велико, что после финальной сцены самоубийства, вошедшей в фильм вторым дублем, я упал на руки режиссеру и не приходил в себя минут пятнадцать...
  • Беспокойство
    Два следа, две узорчатые строчки по краю большой лесной поляны. Здесь прошла утром по свежевыпавшему снегу пара рябчиков. Из любопытства двинулся было за ними, а потом остановился и долго смотрел на их согласный, любовный ход. близко друг от друга — как под ручку шли.
  • Беспредел
    Эта дикая история, произошедшая на бывшем монастырском подворье, — из ряда тех, что трудно осмыслить и объяснить. Она снова ставит все те же жгучие вопросы: есть ли предел нравственному падению нашего общества? И где же выход?
  • "Будь они прокляты, эти орехи!"
    А складывалась судьба у Самвела трудно. Мучила несправедливость наказания. К тому же в колонии здоровье резко ухудшилось. Положили в тюремную больницу. А там врачи установили, что у Самвела туберкулез легких.
  • Бумеранг.
    Так палач, исправно служивший государственной системе террора и уничтожения собственного народа (геноцида) — под знаменем, конечно же, социализма и во благо народа! — в одночасье стал жертвой этой системы, а точнее, тех своих коллег и сотоварищей, с которыми вместе управлял ею под предводительством Сталина.
  • Чужой среди своих.
    Он посягнул на «святая святых» — сравнил средние заработки рабочих, колхозников, учителей с окладами партийных и советских работников которые недавно были повышены.
  • ДЕЛАТЬ «ПЫЛКО ДА ОХОТНО»
    Всякое лето папа вез нас на свою родину, в маленькую деревеньку Бугино, что на берегу Северной Двины. Каждый день для нас, ребятишек, оборачивался здесь новой чудной сказкой, в которой героями становились и мы сами.
  • Деревня должна поменять веру.
    Нет ничего проще, чем создать в нашей стране изобилие продуктов. Можно сказать, пустяковое дело. Государство, власть раздают землю тем, кто хочет.
  • Дядь Саша
    Вошла молодая женщина с мальчиком лет пяти. Из-под козырька меховой с завязанными ушами шапки видны лишь хлюпающий нос да два бдительных глаза.
  • Для красоты и созерцания.
    В погоне за «бабками» за кружево не сядешь. А ведь какая красота! Жизнь нельзя упрощать бесконечно, это всегда оборачивается бездуховностью.
  • Дунинские петухи.
    ...Дунинские петухи начинали петь затемно. Петух сидел на высокой жердочке и дирижировал деревенским утром. Потом гудел рожок пастуха. До сих пор помню чувство протеста, которое вызывал у меня этот вовсе не музыкальный звук.
  • "Душа моя чиста".
    До сих пор остается загадкой, на какие деньги он жил, ибо их у него никогда не было: Коля был хроническим бессребреником.
  • Если вы одиноки
    Повезло мне в тот раз, повезло, досталась «Реклама», обычно раскупаемая мгновенно, стали печатать в ней объявления службы знакомств, о чем город гудел. Самые разные слышал я суждения о таком начинании. Своими глазами читал впервые.
  • «Если вы подружились в Москве»
    Конечно, нет к прошлому возврата. Прошлые радости и огорчения уже пережиты. Но какое-то отчаяние охватывает, наполняет тебя, когда межнациональная грызня выбивает из колеи, мешает людям жить в мире и дружбе.
  • Коня купил...
    Но мне уже успело это понравиться: коня купил, а?! Все-таки заговорила кровь, заговорила. Да и что там ни говори — поступок. Это вам не джинсы там и не «видик» — это конь!
  • «ХРАНЮ, КАК САМУЮ СВЯЩЕННУЮ РЕЛИКВИЮ...»
    В вишневом саду на открытой поляне стояли «солнечные» часы, на крыше школы был флюгер. И часы, и флюгер сделал папа. Он так много умел, что если взять и все перечислить, не хватило бы, наверное, целой страницы.
  • Как я работала гувернанткой.
    Но самое любопытное, что фирма, с которой я заключила договор на столь приятное времяпрепровождение, исчезла... А вместе с ней и моя зарплата. Так что остались только воспоминания. Да эти записки.
  • Как перевелись барсы на Енисее.
    Давным-давно жил да был на берегу Енисея старый-престарый старичок, и был у него такой же старый конь Савраска, по прозванью Губошлеп.
  • Кое - что о ТОПОРЕ.
    Казалось бы, что может быть проще обыкновенной двуручной пилы? Однако пилить ею тоже надо уметь, особенно если речь идет не о лежащем в козлах бревне, а о дереве, когда пропил надо делать горизонтально, да еще так низко, что приходится стоять на коленях.
  • Кому нужна война с мужиком?
    Так что начинал Рузвельт с нуля — со строительства. Перегородили его ребята громадный бетонный ангар кирпичной стеной, побелили, провели тепло, установили клетки — своими руками, за свой счет.
  • Кому нужны копилки
    — Почему копилки? Ну, вообще это могло быть все, что угодно. Я, как всякая женщина, человек практичный. Можно ведь сделать красивую вещь, но она будет бесполезной, правильно? А копилка — это серьезно.
  • Контакты второго рода
    История эта достаточно типична, по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, как правило, контакт весьма краток. Обитатели тарелок долго наблюдать за собой не позволяют. Во-вторых, в контакт вступают люди неподготовленные. Специалисты узнают о контакте с большим запозданием, когда на месте посадки НЛО уже нет.
  • Кошечка взаймы
    Словосочетание «печки-лавочки» невозможно перевести на иностранные языки. По отдельности значение каждого слова здесь вполне понятно, конкретно; соединенные же вместе, они теряют свой прямой смысл и обретают...
  • Красный день.
    Часов у меня нет, я знаю только, что надо торопиться. Подъем занимает минуту-полторы, но взбегать приходится с задержанным дыханием. Чуть расслабишься, чтобы перевести дух,— сдвинуться потом трудно.
  • Крепко и государство.
    Так мы с мамой встретили тогда Рождество. Детишки уже заснули. Это было на Павловской. Мы были там очень бедны, но счастливы.
  • Курица - не птица?
    Петухов в хозяйстве было два — старый и молодой. Станешь сыпать корм, они друг друга оттирают, и каждый норовит своих кур поближе подтолкнуть. Тронет клювом зернышко, покажет— клюй, мол, да порасторопней!
  • «Левша» за работой.
    Познакомьтесь: педагог не по диплому, а по призванию. Иногда таких называют чудаками. Безусловно, ласковое слово «чудак» подходит для тех, чья «странность» настоена на чистом альтруизме.
  • Любовь с печалью пополам.
    Может, это уж и впрямь возрастное, но что поделаешь: тянет какая-то неизъяснимая сила снова поближе к деревне, ее быту, к дому крестьянскому, хлебу, пашне... А прикоснувшись, приобщившись, хотя бы на время, ко всему этому, с горечью убеждаюсь, как много хорошего, мудрого и доброго ушло из крестьянской жизни.
  • "Люди меня боялись..." Исповедь бывшего сельского участкового инспектора.
    Приходилось ли выпивать самому? Ясное дело, приходилось. Как говорится, служба заставляла. Но пил я не какую-нибудь гадость, а только водочку или коньяк. Придешь, бывало, вечером в подсобку сельпо, чтобы узнать, как идут дела, а здесь тебе уже стол накроют, с выпивкой, закуской — все как полагается. Потом в дорогу сверточек с продуктами, а как же! Колбаски там, ветчинки, консервов... Но все — в меру.
  • МАЕЧКА
    Сама Маечка ничего не рассказывала о своей семейной жизни. Она вообще никогда не принимала участия в наших нервных и жалобных рассказах друг другу о мужьях, детях, хозяйстве, здоровье.
  • Мечта о ночлеге.
    Но как осуществить эту, казалось бы, такую простую, безыскусную мечту? Не скажешь же удивленным хозяевам: хочу тут у вас переночевать! Почему? Зачем? Что случилось? Естественные, право, вопросы, если твой законный ночлег отсюда всего в двадцати минутах ходу.
  • МОЙ ДУХОВНИК
    Мы ведь видим только одну сторону жизни священника — его службу в церкви. Остальное (быт, радости, горести) как бы за семью печатями.
  • Напрасно родные ждут сына домой...
    В тот день рядовой Анатолий Чмелев был дневальным по госпиталю. Столкнувшись на лестнице с санитаром Павлом Эунапу, услышал приказ: вымыть полы. Анатолий удивился: а почему, собственно, он, больной, должен это делать?
  • Несостоявшийся полёт
    Какими они были, избранницы космического века, окрыленные фантастически дерзновенной мечтой полета в неизведанное, манящее тайной пространство?..
  • Ничего, что я пляшу в галошах?
    Телевидение снимало «Русский дуэт» на платформе и площади Ярославского вокзала. Как только они запели, вокруг собрался народ, который сам стал участником этого представления: в образовавшийся возле выступающих круг влетело несколько женщин и мужчина, они стали подпевать и приплясывать.
  • О время-времечко!..
    На моих глазах умерло несколько деревень в округе. Зрелище — не приведи Бог! Умерла и наша. Надо было искать другую.
  • Память - в сегодняшних делах.
    Постоянно трудиться, помогать родителям й воспитании их мальчишек и девчонок — это от доброты сердечной и от понимания того, какое значение для человека имеет детство.
  • Пили, но в меру.
    Юношей мне доводилось частенько бывать на этой пильне и видеть бешеное челночное мелькание целой дюжины пил, зажатых в механическую пилораму, которые разом выплевывали по нескольку досок.
  • Платье Мельпомены
    Сократа очень уважали на нашей улице. И на соседних тоже. Знакомые и незнакомые люди обращались к нему за советом в спорных делах, и он всегда находил справедливое решение.
  • Пока остаюсь „рекордсменом"...
    Что ж, буду кормить себя сам! Да еще и детям помогу. Как? А вот как: построю сарай, завезу пару кабанчиков, куплю десятка полтора хохлаток, да разработаю соток десять огорода под овощи.
  • Полмешка ржаных сухарей.
    Ехали в теплушке, вместе с другими заводскими, в тесноте, да не в обиде. Вскоре раздали сухой паек — сухарями. На семерых получилось полмешка ржаных сухарей, которым особенно обрадовалась бабушка Наташа. Она готовила пищу, а продукты были уже на исходе.
  • ПО МОЕМУ ХОТЕНИЮ.
    Все-таки это странно — разгуливать средь бела дня, когда вокруг полно врагов. Неужто дыхание весны пересилило извечный инстинкт самосохранения? Да мало ли о чем можно гадать, и все будет правдоподобно, но, увы, недоказуемо...
  • Расстрелян и... оправдан.
    С горя Саша начал пить. Вскоре с ним стряслась еще одна беда. В закусочной вспыхнула драка. Когда приехала милиция, все разбежались, а Зайцев не успел. Получил два года за хулиганство. Их он отбыл полностью.
  • «Русь» — кормилица
    Итак, у нас репутация защищает... от законов. Это абсурд, несуразица, двусмысленность положения просто бросается в глаза. Когда же мы решительно поумнеем? И перестанем противиться здравому экономическому смыслу?
  • С Бывалым чего не бывало!
    По уверению Евгения Моргунова, в четырнадцати-пятнадцатилетнем возрасте он был «болваночник». В суровые военные годы (1942 г.) работал на заводе «Фрезер», изготовлял болванки для артиллерийских снарядов.
  • Сыновья Старой Кати
    Наша узкая, бугристая улочка, берущая начало внизу, в городе, упрямо взбиралась наверх, к садам и виноградникам. С соседней горы она казалась рекой.
  • Соловушка.
    Необыкновенная труженица, мастер, автор многих песен, романсов, чуткий аранжировщик известных произведений, свою задачу Евгения Смольянинова видит в том, чтобы донести до слушателя здоровое начало нашей национальной культуры.
  • «...Сперва родство, а потом все остальное».
    Август. Тенистые кроны каштанов окружают гостиницу «Киев». По ступенькам спускается стройный загорелый человек, возраст которого — семьдесят девять лет — повергает в изумление каждого, кто с ним знаком.
  • Старая школа.
    Ученики жгут свою школу. И день, и два... и четвертый год подряд. Нет, нет, не заколдованная школа, если может (дотла все-таки не выгорая!) столь долго гореть; нет, нет, и в учениках не найдем ничего демонического, обычные деревенские ребята.
  • ТВОРЦЫ ОСТАЮТСЯ
    О земле нельзя так протокольно. Земля — это и песня, и сказка, и кормилица наша. Только с добрыми, любящими ее людьми она поделится щедростью своей.
  • Убийство по заказу.
    Но чем дальше продолжалось следствие, тем менее убедительными выглядели объяснения Ольги. К этому времени удалось отыскать обладателя желтой рубашки.
  • Улыбка жены.
    И всю дорогу до места работы помнил и чувствовал на себе свет этой улыбки. И потрясенно качал головой: неужели она почувствовала, что мне приснилось прошедшей ночью?
  • У русских американцев.
    Прекрасно управляя машиной, совершая головокружительные виражи, Мариля не раз до упоения катала нас по гористым улицам Сан-Франциско — одного из красивейших городов мира, главного порта страны на Тихом океане.
  • ВАЛЕНКИ
    У меня холодеет сердце, когда вижу, как обута добрая половина нашей детворы и молодежи: ходить по снегу в кроссовках, сапожках или ботиночках — безумие!
  • "Ваш Зыков..."
    ...Это был трудный класс. У его мужской половины, к сожалению, господстовал культ силы. Все мои усилия в первые месяцы работы с классом были направлены на то, чтобы развенчать власть главного «кулачника», а попросту говоря, хулигана.
  • В книгах и в жизни
    Фраза у Голявкина короткая, «голая», словесных украшений — почти никаких. Зато уж тайной словорасположения, тайной интонации, тайной звучащей речи Голявкин владеет в совершенстве.
  • Зачем мятутся народы?
    В деревне его ждали, и если лето подходило к концу, а Бекташ все не появлялся, бабы начинали тревожиться, строить самые разные домыслы, которые с каждым днем становились все страшнее.
  • Задачка со многими известными
    Терпение их лопнуло, когда они остались без хлеба. В прямом смысле. Без ржаного, пшеничного — всякого. И не потому, что вселенский мор напал на село Андреевское или, тем паче, на весь Александровский район, выметая все подчистую.
  • „Заглянуть в Зазеркалье"
    Писать о людях необычных, редких способностей и знаний, с одной стороны, просто, потому что интересно, с другой — невероятно сложно.

Самое популярное

Сколько раз "нормально"?

Не ждите самого подходящего времени для секса и не откладывайте его «на потом», если желанный момент так и не наступает. Вы должны понять, что, поступая таким образом, вы разрушаете основу своего брака.

Лучшая подруга

У моей жены есть лучшая подруга. У всех жен есть лучшие подруги. Но у моей жены она особая. По крайней мере, так думаю я.

Хорошо ли быть высоким?

Исследования показали, что высокие мужчины имеют неоспоримые преимущества перед низкорослыми.

Как размер бюста влияет на поведение мужчин.

Из всех внешних атрибутов, которыми обладает женщина, наибольшее количество мужских взглядов притягивает ее грудь.

Подражание и привлекательность.

Если мы внимательно присмотримся к двум разговаривающим людям, то заметим, что они копируют жесты друг друга. Это копирование происходит бессознательно.

Почему мой ребенок грустит?

Дети должны радоваться, смеяться. А ему все не мило. Может быть, он болен?

Если ребенок не успевает в школе.

Школьная неуспеваемость — что это? Лень? Непонимание? Невнимательность? Неподготовленность? Что необходимо предпринять, если ребенок получает плохие отметки?