Интервью

Спартак Мишулин: «Людям надо говорить хорошие слова каждые пять минут»

... Я порадовалась за Спартака Васильевича, что есть у него настоящий друг и надежная семья; поняла, что главное в этот человеке — доброта и любовь к людям, и от души пожелала ему новых ролей в его родном театре, а нам новых встреч с любимым артистом.

Оказывается...

Наука и спорт

Высокие достижения спортсмена зависят не только от физической формы, но и от того, как он экипирован. Спортсмен может и не знать, сколько всяких ноу-хау вложено в его победу.

Присоединяйтесь

• RSS

Барятинский женский монастырь

В Калужской области, «в местах несуетных, нешумных», расположился Барятинский женский монастырь. Впервые меня сюда привез местный фермер В. Н. Морозов, предложив посмотреть монастырские теплицы. Недалеко от городка Кондрово мы свернули на указатель «Барятинский монастырь», и через несколько минут машина остановилась около железной ограды, уютной округлостью обрамляющей храм и прилегающий к нему небольшой бревенчатый дом. Я и оглядеться не успела, как навстречу мне быстро, какой-то летящей походкой, уже шла ладно одетая в черное невысокая женщина. И при первом лее ее обращении «Ирина Сергеевна», полном открытого обаяния, вся моя внутренняя скованность и неловкость исчезли. Так в мою жизнь стремительно вошла настоятельница Богородично-Рождественской Девичьей пустыни мать Феофела.

Мне показывают расположенные в нескольких шагах от ограды добротно сделанные теплицы, буквально «набитые» огурцами и зреющими помидорами. На узких полосках земли между теплицами — грядки с фасолью, зелеными культурами, капустой. В глаза бросилась уютно стоящая в уголке участка бочка, увитая огуречными плетями. И еще запомнились необычайно крупные, невиданных расцветок, тыквы и лагенарии. И вот мы уже спускаемся к реке по косогору, где тоже огород, и вдруг как озарение: «Посадить бы здесь сад».

А мы тем временем идем в церковь. Снаружи не очень приглядная (увы, нужен ремонт), внутри она поражает меня великолепием убранства и чего-то не сразу осознанного, пока не слышу слов матушки: «Храм хорошо намолен, здесь службы почти не прерывались». Я узнаю, что храм посвящен Рождеству Пресвятой Богородицы; святыня — икона Божией Матери, обретена еще в XV веке. Плыла она будто бы по реке Угре, притоку Оки, и остановилась у церкви. Была она надломлена, потому и получила в народе прозвание «Ломская». В Барятинскую церковь Лом-ской образ Богородицы передала, сохранив в годы гонений, монахиня Ангелина из разоренного Свято-Ни-кольского монастыря.

Потом в трапезной мы пьем чай. Мать Феофела приглашает меня приехать погостить, дарит замечательные книги по святоотеческому богословию и необычный образ Богородицы — Спорительницы хлебов, покровительствующей всем земледельцам. Этот подарок мне особенно дорог, ведь я садовод и вся моя жизнь связана с землей и с людьми, ее возделывающими.

А осенью я снова была в Барятине, и мы «всем миром» — сестры и пришедшие на помощь из окрестных мест мужчины — сажали сад. И это была неделя счастья!

Сады всегда были неотъемлемой частью монастырей, а монахи — искусными садоводами. Но если за годы разрушений от монастырских строений остались хоть какие-то руины, то от садов — лишь записи в архивных документах. Исключение — сады Валаамского монастыря, являющие собой подвиг нескольких поколений монахов. Ну а первый монастырский сад в наше время заложен, наверное, все-таки в Баря-тине.

Стоящая во главе Обители настоятельница, как всякая мать, требовательна, строга, может и поругать. Но сестер любит искренно, неустанно заботясь о чистоте их духовного состояния и бытовой обустроенности. Строго следит за неукоснительным соблюдением монастырского уклада жизни. Несет на себе непосильную ношу забот по содержанию монастырских сооружений с нелегкими проблемами ремонта, охраны, снабжения водой, светом, теплом. Сестры между собой доброжелательны, к матушке — сверхуважительны и в полном у нее повиновении.

День каждого члена этой семьи начинается подъемом в 5.30 и через полчаса — службой в храме, которая заканчивается к 9—10 часам. Сразу же после этого звон колокола собирает насельниц монастыря к утренней трапезе. После нее — послушание, выполнение закрепленных за каждой сестрой постоянных трудовых обязанностей и дополнительных распоряжений матушки. В 15 часов обед, час-полтора на отдых, и с 17 часов служба. В 21 час вечерняя трапеза, снова служба, послушание и к 23 часам отход ко сну. Получается восемь-девять часов молитвы, примерно столько же работы; личное время за счет и без того короткого сна. Признаюсь честно, попробовала пожить в таком режиме, но и двух дней не выдержала. И это без послушания! Спрашиваю сестер: как вы это все выдерживаете? А они, кажется, и вопроса моего не понимают: «Это самое счастливое время, и даже не замечаешь, как оно проходит». Вспомнился и невольно услышанный разговор одной из сестер по телефону с кем-то из близких: «Как это нет времени помолиться? Наверное, все телевизор смотрите. Так и проглядите Царство Небесное».

Трапезы проходят в молчании. Одна из сестер в свой черед читает житие святых. Перед каждой трапезой и после нее общая непродолжительная молитва. На столе картошка, каши, молочные продукты, овощи— свежие или из домашних заготовок, иногда рыба. Мясное исключено. В керамических стаканах бумажные салфетки. В конце каждой трапезы — чай из самовара. Все это в сочетании с висящим над столом абажуром создает неповторимый уют уже редко встречающихся застолий больших благочестивых семей.

За столом, помимо постоянных, пока немногочисленных, насельниц монастыря, и гости «из мирских». Это и нередко подолгу живущие в монастыре добровольные помощницы и просто заехавшие сюда люди. Летом много паломников. Тогда ставят дополнительные столы. Маленький эпизод: из соседнего поселка ко мне по делам приехал гость. Он еще только через порог переступал, а инокиня Досифея уже спрашивала: «Чай будете пить? Самовар ставить? »

Легко, я бы сказала, даже радостно исполняют сестры и свое послушание. Инокиня Лаврентия, профессиональный музыкант, регент церковного хора, столь же талантливо (да, именно талантливо!) работает на скотном дворе: убирает за животными, кормит их, поит, доит.

А животных здесь любят. Мать Феофела рассказывала, как они на совхозной ферме выбирали для себя буренку. И, показывая ее, уже стоящую в монастырском коровнике, холеную, полную достоинства, говорила: «Мы поначалу совсем не эту приглядели, но она так тянулась к нам, так всем видом просила: меня, возьмите меня,— что мы не выдержали, взяли». А еще я с улыбкой вспоминаю, как из обители на грузовике увезли «в хорошие руки» ставшую уже лишней подросшую телку, и через два-три часа после этого полувопрос, полупросьба инокини Лаврентии к матушке: «Нельзя ли позвонить, узнать, как доехала Жоржетта, не укачало ли ее? »

Есть в монастыре и куры. Инокиня Досифея рассказывает, что каждый день на рассвете петух — огромный, огненно-рыжий красавец — приводит под окно ее кельи своих кур и настойчиво кукарекает до тех пор, пока она с ним не поговорит: «Петя, Петушок, хороший мой...»

Ну а уж: кого в монастыре предостаточно, так это кошек. И своих, ведущих родословную еще от архиерейской «бабки», хватает, да и местные жители новых все время подбрасывают. «Однажды даже в полиэтиленовом пакете котят нам бросили»,— говорит мать Феофела.

Запомнилось мне и то, как говорила о своих обязанностях инокиня Ксения: «У меня замечательные послушания — взращивать огород, шить и, как самые счастливые минуты моей жизни, зажигать в храме лампады». Я человек мирской, возможно, не очень и поняла бы, в чем здесь счастье, если бы не попросилась пойти с ней в храм зажигать лампады перед утренней службой. По нашим понятиям была еще ночь. После вечерних молений никто до нас в храм не заходил. Инокиня Ксения отомкнула замок и, крестясь, переступила порог. Следом за нею я. Густая темнота обволокла, поглотила нас. Но она была живая, наполненная какой-то теплой и сильной энергией. И это было сильное чувство. Оно не просто запомнилось, оно осталось во мне...

Каждый раз, когда я уезжаю из монастыря, «Ангелов вам», — напутствуют меня на прощание сестры. Инокиня Досефея собирает в дорогу снедь. Матушка дарит очередную порцию книг, садится за руль «Москвича» и везет меня в Малоярославец на московскую электричку. До новых встреч, мои милые сестры. Я преклоняюсь перед вашим подвижничеством, добротой, кротостью. В моей памяти ваши лица — просветленные, излучающие какую-то особую внутреннюю радость, покой, гармонию. Таких лиц в миру не увидишь. До новых встреч, Барятинский монастырь! Здесь поднимается наш сад, здесь горят неугасимые лампады, здесь ежедневно, неустанно молятся за каждого из нас, за Россию.

Ирина ИСАЕВА