Есть люди-легенды. Они неизменно вызывают к себе всеобщий интерес, восхищают, удивляют; как шлейф, тянутся за ними репортеры, поклонники, бизнесмены. Они не имеют недостатка в друзьях... Именно к таким людям относится барон Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн, единственный наш соотечественник, живущий в крохотном княжестве Лихтенштейн. Потомок основателей заповедника Аскания-Нова, представитель рода Епанчиных — гордости российского флота, кузен знаменитого писателя Набокова, состоящий к тому же в родстве с великим Достоевским... Первоклассный спортсмен, журналист, человек, посвятивший долгие годы поискам Янтарной комнаты. Активный деятель нашего Фонда культуры, вернувший на Родину многие бесценные произведения искусства...
Удивительно загадочно пересекаются судьбы людей. Я была студенткой Литературного института имени Горького и во время приездов в Москву жила в гостеприимной семье писателей, с дочерью которых вместе училась. Местом моей временной «прописки» был кабинет главы семьи, где размещалась прекрасная библиотека. Именно там по вечерам при уютном свете настольной лампы я читала парижское издание запрещенной тогда «Лолиты» Набокова. И только спустя много лет я узнала, что восхищавшие меня книги были подарены лично Эдуардом Александровичем моим друзьям. Узнав об этом случайно во время нашего разговора, Эдуард Александрович был безмерно удивлен таким совпадением.
Наше знакомство состоялось не совсем обычно. Отослав письмо фон Фальц-Фейну, я не особенно обольщалась: он получает тысячи писем со всех концов света, на которые при всем желании не в состоянии ответить. И вот судьба подарила мне встречу с интереснейшим человеком, которого многие знают по программам «Добрый вечер Москва!»,— Владимиром Владимировичем Соловьевым. Интересуясь историей рода Пушкиных и Гончаровых, Соловьев стал одним из инициаторов встречи в Москве потомков этих славных фамилий. Участником встречи был и Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн, который также состоит в отдаленном родстве и с семейством великого русского поэта.
Встретившись с Соловьевым, я рассказала ему о своем желании познакомиться с Эдуардом Александровичем.
Долго продолжался наш разговор. Наконец, Владимир Владимирович сказал: «Я редко ошибаюсь в людях. Думаю, что вы обязательно должны встретиться, и постараюсь помочь». И вот долгожданное известие: фон Фальц-Фейн приезжает в Киев, чтобы побывать на родине своих предков в Аскании-Нова. Прорвавшись по телефону через «кордон» официальных лиц, Соловьев договаривается о нашей встрече...
Август. Тенистые кроны каштанов окружают гостиницу «Киев». По ступенькам спускается стройный загорелый человек, возраст которого — семьдесят девять лет — повергает в изумление каждого, кто с ним знаком. Но самое главное — глаза, изумительные, голубые, полные необыкновенной грусти. Выслушав мои сбивчивые — от волнения — слова приветствия, фон Фальц-Фейн с удивлением смотрит на меня. «Так кто же вы? Корреспондент, которого рекомендовал Соловьев? Или та Наталья, которая прислала мне письмо? Вы получили мой ответ?» Теперь пришла моя очередь удивиться. Оказалось, что мне отослано письмо с датой приезда и координатами. Вернувшись из Киева домой, я получила его — оно опоздало на два дня. После были другие письма, телефонные звонки, телеграммы... Но то — первое — я не забуду никогда. Может быть, я суеверный человек, склонный верить в приметы, но с самой первой встречи все, что касалось Эдуарда Александровича, было связано с какими-то «роковыми» совпадениями и непредсказуемыми событиями. Летом 1991 года, вернувшись из отпуска, я получила ждавший меня объемистый пакет с программой работы конгресса соотечественников и просьбой фон Фальц-Фейна приехать в Москву. Я основательно устала от поездок в это лето, но, услышав по телефону голос Эдуарда Александровича, не смогла отказать. Однако судьба была против. Сперва заболела моя мать, дочь, потом я сама. Не было решительно никаких билетов. Я лежала с температурой, глотала таблетки и оплакивала сорвавшуюся поездку. Но вдруг какой-то внутренний голос, предрекая ужасные события, заговорил во мне, и я в один миг встала с постели, собрала чемодан и уехала, заплатив сумасшедшие деньги проводнику.
Я приехала в Москву вечером 18 августа, поселилась в гостинице «Россия», где открывался конгресс соотечественников. 19 августа улицы Москвы были заполнены танками... Начался путч.
Но вечером 18-го мы еще ничего не знали. Первая радость встречи, неизбежные хлопоты с оформлением документов на полночи... А рано утром, когда «организованных» соотечественников усаживали в автобусы — предстояла праздничная служба в Успенском соборе Московского Кремля, — ужасно «неорганизованный» Фальц-Фейн предложил мне пройтись пешком в Кремль, благо это в двух шагах. Мы шли через Красную площадь, не подозревая ни о чем. Она еще не была оцеплена. Утренние солнечные лучи окрашивали мостовую в золотисто-розовые цвета, дрожали бликами на куполах соборов. Воздух был прозрачен и чист. Все было обманчиво-тихо. И только после службы, выйдя на соборную площадь Кремля, где Патриарх Московский и всея Руси Алексий II обратился с речью к народу, мы узнали о случившемся. Эдуард Александрович со свойственной ему непосредственностью бросился в самую гущу народа, фотографировался на фоне военной техники, разговаривал с солдатами. В те дни, когда многие уже собирали чемоданы, ругая Россию, он оставался совершенно спокоен. «Мне нечего бояться. Я всю жизнь делал только добро для своей Родины»,— сказал он тогда.
Мне запомнился разговор с одним новоявленным дельцом от литературы, множество которых всегда крутится в поисках поживы около таких людей, как фон Фальц-Фейн. Услышав, что потомок Александра II принц Юрьевский привез в дар музею блюдо большой ценности, он цинично заявил: «Я бы им (кого он под этим словом подразумевал — путчистов или всех нас?!) ничего не дал, лучше бы продал на аукционе». Его слова ужасно возмутили Эдуарда Александровича. «Какой дурак! — сказал он потом.— Власть меняется, а Россия остается, и нельзя об этом забывать».
Общаясь с Эдуардом Александровичем, перестаешь ощущать время, такой уж он человек. Всегда окруженный «свитой» журналистов, художников, артистов и прочей богемы, он находит дело для каждого, всем дает какие-то поручения. К нему звонят в любой час ночи, его дверь всегда открыта для всех. Любой нормальный человек не выдержал бы и дня такой жизни. Задумываясь над этим, я пришла к выводу, что это своеобразный «реванш» за долгие зимние вечера в больших комнатах виллы «Аскания-Нова», где Эдуард Александрович совершенно один. Это запас бодрости, глоток кислорода на целый год — до следующего приезда в Россию. Всех нас — русских,— знакомых и незнакомых, он считает своими друзьями. Подсев за обедом к кому-то за столик в ресторане, он обезоруживающе улыбается и спрашивает: «Вы знаете меня?» Собеседник, естественно, столбенеет. Смутные догадки проносятся в его голове, ведь Эдуарда Александровича широко разрекламировали пресса и телевидение. Тогда барон фон Фальц-Фейн представляется со свойственной ему непосредственностью. Радости собеседника нет предела! Число друзей Эдуарда Александровича тут же пополняется. Вообще он — большой артист и оригинал, а также любитель пошутить. Устроив на конгрессе соотечественников своеобразную «перекличку» представителям разных стран, руководство конгресса перечислило всех, включая Парагвай и Уругвай. Когда список был исчерпан, раздался обиженный голос в зале: «А мое государство — Лихтенштейн — вы забыли!» Все взгляды устремились на Эдуарда Александровича, единственного представителя своей крошечной страны, который (естественно, в шутку!) обиделся.
Несмотря на титул «барона», Эдуард Александрович очень демократичный и простой человек. Он в состоянии содержать многочисленную прислугу, однако делает всю работу по дому сам — готовит, ухаживает за садом. Никому не позволяет укладывать свои чемоданы — это принципиальный вопрос. Совершенно неприхотлив в еде, чем заслуживает симпатию обслуживающего персонала. «Для меня всегда найдется какой-нибудь кусочек»,— шутит он, опоздав к ужину. Друзья знают его слабости и стараются порадовать барона скромными подарками: буханкой «фирменного» бородинского хлеба, банкой душистого меда. А друзей у Эдуарда Александровича очень много, причем очень разных и непохожих: это митрополит Питирим, режиссер и артист Никита Михалков, писатель Юлиан Семенов... Эдуард Александрович поддерживает дружеские связи со многими представителями русского зарубежья. Он делает очень много для укрепления культурных связей нашей Родины с другими странами. Именно он был инициатором приезда в Москву многих участников конгресса соотечественников: Бориса Скадовского из ФРГ — внука основателя города Скадовска, принца Юрьевского — потомка Александра II, Надин Натовой из США — профессора, специалиста по творчеству Достоевского, Ильи Толстого из Франции — правнука Льва Толстого — и многих других. Рассказывать об Эдуарде Александровиче фон Фальц-Фейне можно долго. Но думаю, что читателям будет интересно услышать рассказ самого барона о его жизни.
— Эдуард Александрович! Наш журнал «Очаг» предназначен для семейного чтения. Хотелось бы услышать о том, какое место в вашем сердце занимают ваши близкие, кто из них вам особенно дорог, как вы вообще относитесь к семейным традициям, понятию семьи? Не случайно, приехав всего на несколько дней в Москву, вы привезли с собой портреты ваших отца и матери, а также дочери, которые поставили на столик в своей комнате?
— Эти портреты везде со мной. Я бесконечно любил и люблю своих мать и отца. Особенно близка была мне мать, которая всегда была моим духовным наставником. К сожалению, мой отец, Александр Фальц-Фейн, умер очень рано — его буквально убила ностальгия по России, где он родился и вырос, пользовался уважением. И вот в одночасье все погибло. После смерти отца моим воспитателем стал мой дед по материнской линии — Епанчин. До революции он был директором Морского корпуса в Петербурге. Именно деду я обязан всем русским, в том числе знанию русско-го языка и литературы. Он был и моим духовником. Ему я обязан тем, что первым из Фальц-Фей-нов стал православным. Православие — такая замечательная, теплая, человечная религия. Дедушка помог нам в эмиграции. К сожалению, сейчас я живу один. Мои близкие давно умерли. Я был женат, но личная жизнь не сложилась. Моя дочь Людмила-имеет свою семью и живет в другой стране, поэтому мы нечасто видимся. Она приезжал один раз в Россию вместе со мной, это было еще до перестройки, и нам оказали не очень теплый прием. Мне, к сожалению, так и не удалось привить ей интерес к Родине предков. Я очень привязан к молодому Хансу-Георгу Юрьевскому, сыну моих друзей. Ханс-Георг — правнук Александра II. Стараюсь стать для него тем, чем был для меня мой дед Епанчин, приобщить к русскому языку и литературе, ко всему русскому.
— Эдуард Александрович! В нашей стране вы широко известны как член Фонда культуры. Вы пользуетесь заслуженным уважением и снискали славу человека благородной души, отдающего много сил и средств самой интернациональной из форм человеческой деятельности — искусству. Такой человек, как вы, должен чувствовать себя счастливым. Скажите, чего вам более всего не хватает сейчас?
— Трудный вопрос. Сейчас у меня всего хватает. Для меня большое удовольствие отдавать русской культуре то, что должно сюда вернуться. Я живу в большой радости, что теперь люди на моей Родине все поняли (пример тому — сама идея организации конгресса соотечественников). Раньше нас не признавали, мы были эмигранты, враги народа. Какой вздор! Вы же видите меня. Какой я враг? У меня большие туристические заведения, я зарабатываю деньги своим трудом и вкладываю их в вашу культуру, чтобы передать ценности вам без всяких платежей, даром.
— Сегодня многие наши читатели знают о вашей необычной, во многом трагической судьбе. Вы покинули Родину, будучи ребенком, и всю жизнь прожили вдали от родных мест. Но жить вдалеке — это еще не значит быть чужим своему народу. Вы доказали это. Что вы можете сказать тем людям, которые считают «престижным» сейчас уехать за рубеж?
— Мама вывезла меня во время революции, когда мне было пять лет. Я вырос за границей, но сохранил язык, сохранил любовь к Родине и уважаю вас. Мне абсолютно все равно, какой у вас режим: красный, зеленый, белый, не знаю, какой еще можно выдумать. По Россия остается, и я всегда готов быть слугой своей Родины. А тем, кому это может быть непонятно, советую запомнить: Родина — одна. Ее никогда нельзя забывать, и никогда нельзя быть против нее. Нужно ей помогать во всем, в чем можно.
— Эдуард Александрович! Расскажите немного о землях, где жили ваши предки.
— Я родился в Гавриловке Херсонской области и теперь каждые два года приезжаю туда. Последний раз был в 1990 году. Я торжественно открывал в 1988 году в Аскании-Нова памятник моему дяде Фридриху Александровичу Фальц-Фейну — основателю этого заповедника. До сих пор у вас официально не писали, что основателями были люди, носившие фамилию Фальц-Фейн, но в последнее время стали говорить правду. Я не могу вмешиваться, но в Аскании-Нова дела идут не совсем так, как надо, с моей точки зрения. Я вырос за границей, у нас там право собственности. И человек работает сам за себя, руководит своим делом, А у вас хозяина нет. Меня как-то спросили: а если дадут Асканию-Нова вам, как вы отнесетесь? Я ответил: никак, ведь мне уже не двадцать лет, а семьдесят девять. Не могу я заниматься сейчас таким делом. Но я всегда рад побывать на родине моих предков. На юге Украины, где мы когда-то жили, имя Фальц-Фейнов вспоминают с уважением. Установлен памятник моей бабушке Софье Богдановне и памятник моему сводному брату — летчику-добровольцу первой мировой войны. Он был сбит немцами в 1916 году и похоронен рядом с церковью в Аскании-Нова. О своем брате хочу еще сказать, что он учился с Туполевым в одной школе, и они были тогда первые конструкторы самолетов.
— Хотелось бы услышать о ваших многочисленных поездках по Советскому Союзу.
— Меня часто приглашают в Россию. Фонд культуры и общество «Родина» вызвали меня выступить в Москве на открытии нового общества, которое именуется Дворянским собранием. Несколько лет назад это было немыслимо, а теперь общество функционирует и во время работы конгресса соотечественников гостеприимно открыло свои двери не только для потомков русского дворянства, живущих в вашей стране, но и для представителей зарубежья. Я был приглашен Адмиралтейством в Петербург, ведь трое моих предков — Епанчиных — были адмиралами. Один из них — мой дедушка, о котором я уже рассказывал, второй был командармом Кронштадта, а третий участвовал в боях против турок в Дарданеллах (Наваринский бой), где отличился как герой. Во время революции памятники всех этих людей были сняты в Петербурге. И вот теперь Адмиралтейство решило восстановить их. Я передал все сохранившиеся документы и фотографии. Во время работы конгресса соотечественников я также посетил Петербург. Присутствовал на неофициальной панихиде по Александру II вместе с его потомком принцем Юрьевским. Это было очень волнующее событие. Вообще нас принимали очень хорошо, прекрасно был организован бал в Петродворце.
Много поездок было связано с фильмом, который я снимал с немецким телевидением,— о Янтарной комнате. Мы долго искали это произведение искусства, у нас было международное общество — французы, англичане, американцы, немцы. Я был председателем этого общества, а советский писатель Юлиан Семенов — моим ближайшим сотрудником. Вот уже больше пятнадцати лет мы ищем Янтарную комнату, с нами за это время случилось сто всяких бедствий, и мы ничего не нашли. Решили снять этот фильм. Две недели мы провели в Петербурге, в Пушкине, в Екатерининском дворце. Нашли людей, которые помнят Янтарную комнату, какой она была, и пытаемся по их рассказам восстановить ее прежний вид. Замечательный международный фильм, который мы сняли, наконец-то после показа почти во всем мире вы увидели по Центральному телевидению в октябре 1991 года. И вот недавно в газетах появилось сенсационное заявление, что Янтарная комната найдена, не знаю, насколько это достоверно? — Сейчас много говорят о бедственном положении культуры в нашей стране. И самая большая трагедия, что у подрастающего поколения нет под ногами опоры, называемой духовностью...
— У меня хорошие связи с вашим Большим театром. Это связано с памятью о моем покойном близком друге, которого звали Сережа Лифарь. Во время революции он эмигрировал и стал за рубежом главным балетмейстером в Париже. Он сам замечательно танцевал и поставил балет. Помню, как он старался попасть в Большой театр, чтобы показать свою работу. Но он, как и я, был беженец, эмигрант, и ему не разрешили на Родине поставить его балет «Федра». Тояько спустя год после его смерти «Федру» все-таки поставили, а мой бедный Сережа, который лежит сейчас на русском кладбище в Париже, думает: «Как жалко, что мой народ не понял меня тогда!»
— Самое большое и яркое событие в вашей жизни?
— Это было, когда я узнал, что в конце концов смогу приехать к вам. Случилось это перед Олимпийскими играми в Москве. До сих пор мне отказывали в визе. Как же так — сын помещика, да еще капиталист, да еще барон... Куда ему, что он ищет? Я ничего не ищу. Просто хочу посмотреть, где моя Родина и что создали мои предки. Благодаря Олимпийским играм я получил визу, потому что я — член Олимпийского комитета и должен присутствовать на открытии. Это меня спасло. Благодаря Олимпиаде я попал и в Асканию-Нова. Но мой первый визит был неудачный, меня приняли как «мордой об стол», это русское выражение, которое я помню еще от мамы. Мне было ужасно грустно, я думал: ну и приняли меня! Русские принимают — целуют, дарят цветы. А там, в Аскании-Нова,— «Здравствуйте!» и пожали руку. С каких пор русский говорит «здравствуйте» и жмет руку? Он целует, обнимает, дарит цветы во время ужина, произносит тост: «Рад вас видеть на Родине!» А во время первого визита мне никто ничего не сказал. Единственный человек, который спас мое чувство к Родине,— известный академик Патон, который вторично сюда пригласил.
— Ваш любимый писатель и композитор?
— Писатель, конечно, Достоевский, потому что я в родстве с ним. Я не могу любить другого, потому что сперва родство, а потом все остальное. Скажу коротко, почему я в родстве с Достоевским. Были две очаровательные дамы — дочери генерала Зугаловского. Одна вышла замуж за сына Достоевского, другая — за моего отца. Это первый брак моего отца, а второй брак с дочерью генерала Епанчина из Петербурга. Сын Достоевского часто приезжал к нам в Гавриловну. А любимый композитор — это Чайковский. Я люблю «большую» музыку, в которой есть широта, размах. Когда я еду на машине, всегда включаю музыку Чайковского.
— Ваше увлечение спортом, которое позволяет быть всегда «в форме»,— это увлечение с юных лет или возникшая с возрастом потребность?
— Я большой любитель спорта. Люди, к сожалению, не понимают, как это нужно в жизни. Видите, мне скоро сто лет, а я себя чувствую, как будто мне двадцать. Почему? Потому что я каждый день занимаюсь спортом, особенно велосипедом. В 1932 году я был чемпионом Франции по велоспорту и с тех пор каждый раз, когда хорошая погода, стараюсь проехать хотя бы километров двадцать. Поэтому я в форме, вы сами это видите.
— Вы живете в государстве, которое стало вашим домом,— княжестве Лихтенштейн. Испытываете ли вы потребность просто поговорить с кем-то на родном языке?
— К сожалению, я единственный русский в Лихтенштейне. Как я там оказался? Когда семья эмигрировала из России, родители сперва уехали в Берлин, затем в Ниццу, а потом по приглашению князя Лихтенштейна переехали к нему. Князь некогда был послом Австро-Венгрии в России, знал в Петербурге наше семейство и поэтому помог нам. Он же возвел меня в бароны. Все Фальц-Фейны еще в России получили дворянство, а баронское достоинство — самая первая ступенька на Западе в иерархии знати. Однако в практическом, материальном плане главным для меня оказалось то блестящее образование и воспитание, которое я получил благодаря деду. Я великолепно владел языками — французским и немецким,— до такой степени, что никто в сопредельных странах не мог меня посчитать иностранцем. Вот почему у меня не было затруднений, когда я совсем юнцом занялся журналистикой, стал корреспондентом одной крупной французской спортивной газеты. Но, не чувствуя себя иностранцем, я всегда испытывал потребность с кем-то поговорить на родном языке, поделиться впечатлениями. Но не с кем.
Хочется чтобы эта хрупкая нить между маленьким Лихтенштейном и нашей огромной страной никогда не прерывалась. И не иссякало живое человеческое тепло сердца нашего друга— Эдуарда Александровича фон Фальц-Фейна...
комментариев: 3
комментариев: 1
комментариев: 1
комментариев: 2
комментариев: 1
комментариев: 2
комментариев: 1
Не ждите самого подходящего времени для секса и не откладывайте его «на потом», если желанный момент так и не наступает. Вы должны понять, что, поступая таким образом, вы разрушаете основу своего брака.
У моей жены есть лучшая подруга. У всех жен есть лучшие подруги. Но у моей жены она особая. По крайней мере, так думаю я.
Исследования показали, что высокие мужчины имеют неоспоримые преимущества перед низкорослыми.
Из всех внешних атрибутов, которыми обладает женщина, наибольшее количество мужских взглядов притягивает ее грудь.
Если мы внимательно присмотримся к двум разговаривающим людям, то заметим, что они копируют жесты друг друга. Это копирование происходит бессознательно.
Дети должны радоваться, смеяться. А ему все не мило. Может быть, он болен?
Школьная неуспеваемость — что это? Лень? Непонимание? Невнимательность? Неподготовленность? Что необходимо предпринять, если ребенок получает плохие отметки?
Комментарии
+ Добавить свой комментарий
Только авторизованные пользователи могут оставлять свои комментарии. Войдите, пожалуйста.
Вы также можете войти через свой аккаунт в почтовом сервисе или социальной сети: