Интервью

Клара Новикова: "Для меня нет запретных тем"

Раньше мне казалось, что, если целый вечер выступает один артист разговорного жанра,— это скучновато. Но на концерте Клары Новиковой убедилась, насколько была не права. Как она умеет общаться с залом! Да и зал, казалось, превратился в единое целое, внимал артистке, затаив дыхание. И смеялся, просто до изнеможения.

Оказывается...

Наука и спорт

Высокие достижения спортсмена зависят не только от физической формы, но и от того, как он экипирован. Спортсмен может и не знать, сколько всяких ноу-хау вложено в его победу.

Присоединяйтесь

• RSS

Беспредел

Эта дикая история, произошедшая на бывшем монастырском подворье, — из ряда тех, что трудно осмыслить и объяснить. Она снова ставит все те же жгучие вопросы: есть ли предел нравственному падению нашего общества? И где же выход?

Их было трое — развязных, безобразно напившихся подонков, пожаловавших в поисках развлечений в сельскохозяйственный техникум-интернат. Они привычно резвились в пьяном кураже: собирали дань со студентов. Останавливали первого попавшегося и «по-дружески» советовали: мол, не жмись, поделись-ка, подобру-поздорову, деньгами, сигаретами... Обычно с ними «делились». Каждый знал цену отказа: будут зверски избивать, издеваться. Отпора они не боялись: студенты техникума — инвалиды, кто без рук, кто без ног. Они не то что сдачи дать, убежать-то не могут — эти «половинки», «уроды», «иржики», «кадеты», как их с презрительным высокомерием физически здоровых особей кличут иные поселковые. (Кстати, Лев-Толстовское, где находится техникум,— не какой-нибудь «медвежий угол»,— всего семнадцать километров от Калуги).

Техникум-интернат был открыт здесь с благотворительной целью около тридцати лет назад. Как не оценить замысел! Техникум поможет обездоленным и несчастным людям получить профессию, найти свое место в жизни. Поначалу его ежегодно оканчивали до трехсот человек. Но в последнее время студенты отсюда бегут, не выдержав террора местной молодежи, вернее, шпаны. Уезжают, куда глаза глядят, измученные чувством опасности, сломленные страхом.

Андрей Жогин жил в интернате с семьей — жена, ребенок. Учеба в техникуме была для него (как, впрочем, и для многих других) последним шансом обеспечить будущее семьи, стать уважаемым специалистом. Пока же только и был; у него за плечами — судимость да инвалидность (у него ампутирована рука). В родной Горьковской (ныне Нижегородской) области его никуда не брали — ни на работу, ни на учебу. Вот почему свое поступление в техникум он считал большой удачей. Да недолго довелось ему радоваться... Именно он, Андрей Жогин, выстрелил из охотничьего ружья в озверевшую пьянь в тот воскресный день, что стал роковым не только для него.

— Сначала эти гады, в очередной раз придя за деньгами на выпивку, избили Володю — рассказывает очевидец В. Олифир.— Пользуясь тем, что у него нет обеих ног, они повалили его на пол и стали пинать, гогоча, когда он кричал от боли. Впрочем, страдал Володя не только от боли, но и от того, что беспомощен и не может ответить.

Потом те трое «подвалили» к Андрею: гони «петрова» (пять рублей по-ихнему). «У родителей просите», — только и успел оказать Жогин. Сильный удар отбросил его к стене. На шум собрались студенты, подошел вахтер, в общем выгнали шпану. Но они не успокоились. Через какое-то время снова проникли в общежитие, пытались ворваться в комнату к Жогиным. На весь коридор орали: «Ты, козел, от нас все равно не уйдешь, и твой змееныш тоже!» Затем с улицы в окно к Жогиным полетели камни. Тут-то все и случилось. Не помня себя от ярости, Андрей схватил привезенное из дома охотничье ружье. Стрелял он наугад. Те затихли. Один, как оказалось, навсегда...

Между прочим, опорный пункт милиции находится в том же доме, где и общежитие — лишь этажом ниже! Но потребовался смертельный выстрел, чтобы немного расшевелит «стражей порядка». Лишь трагедия заставила прикрепить к интернату милицейский наряд, да и то на десять дней, что велось расследование.

Жогину было предъявлено обвинение по статье 104 УК РСФСР — убийство в состоянии сильного душевного волнения.

— Думаю, он и не совершил преступления, если бы милиция вовремя пресекла бесчинства пьяных подростков, — считает районный прокуpop А. Лохмачев. — В Калуге, в следственном изоляторе, я встретился с Андреем. В глазах безысходность, во всем облике — глубокая подавленность.

— Как теперь жить? Да и надо ли? Что будет с ребенком, с женой. Знаете, как страшно думать, что это я лишил жизни человека, каким бы он ни был... Но поймите, тогда мне казалось: выхода нет, или я их, или они меня! Я не мог допустить, чтобы они покалечили, а то и убили сына и жену... Ведь камни летели один за другим, и в дверь рвались, и никто их не останавливал...

Я пытался, как мог, ободрить парня. Говорил, что суд вполне может ограничиться условным наказанием, что, может быть, Андрею удастся даже в техникум вернуться.

— О чем это вы? — оборвал он меня. — С моей-то судимостью кто мне даст условно! А в техникум я все равно не вернусь. Как буду людям в глаза смотреть? Убил же я...

«Господи,— подумалось мне.— Что же это? Несчастный человек, затравленный инвалид мучительно переживает и горько раскаивается: взял грех на душу! А всего несколько часов назад я разговаривал с одним из «потерпевших», и тот, страшно матерясь, брызгая слюной, истерично орал, что он еще отомстит «половинкам», «кадетам», что будь у него ружье... Мне стало страшно.

Тяжелое впечатление произвела и реакция районного руководства. Я определяю ее так: полное равнодушие к судьбам студентов-инвалидов. Буквально за несколько дней до выстрелов педагоги обращались к местным властям с очередным заявлением: «Просим принять меры, может случиться непоправимое...» Но меры, как читатели уже знают, приняты не были.

Казалось бы, после трагедии положение должно в корне измениться. Ничуть не бывало! Нынешний председатель Лев-Толстовского сельсовета Т. Старкова была со мной откровенна: «Не нужна нам эта инвалидная организация! Толку от калек никакого, сидят только на нашей шее, объедают...» Право, я точно передаю ее слова. Они возмущают своей жестокостью, негуманностью (до «человеческого лица» нашим властям еще ох, как далеко!). Но они, ко всему прочему, еще и лживы: ни копейки не тратит местный Совет на техникум, который находится на республиканском бюджете. К тому же студенты работают в овощеводческом хозяйстве техникума. А главное, многие его выпускники остаются в колхозах и совхозах района и области, где хронически не хватает специалистов.

Но даже если бы и не было никакой экономической выгоды, — разве могло бы это стать оправданием такой бесчеловечной позиции? А как же добро, милосердие, благотворительность, о которых у нас так много говорится в последнее время?

«Нет у нас к ним никакого милосердия! — отрезала Старкова. — Раз они нам не помогают, о каком милосердии может идти речь? Я считаю, техникуму для инвалидов в нашем районе не место...» Ну, уж если председатель сельсовета так рассуждает, чего же ожидать от молодежи, вырастающей под ее «опекой»?

И райкомовские «вожди» тоже жаловались, какая обуза для них — инвалиды: одни хлопоты, жалобы и претензии... «Они просто портят отчетность!» — заявил, ничуть не смущаясь, бывший секретарь Дзержинского райкома партии Силаев.

В районе, впрочем, — как и во всем государстве, у инвалидов — мизерные пенсии, несовершенная, чахлая система профобразования и трудоустройства. Плюс — презрительно-ненавидящее (в лучшем случае равнодушно-насмешливое) отношение окружающих. Вот и все, что дали инвалидам семь десятилетий казарменного социализма.

С тяжелым сердцем уезжал я из Лев-Толстовского. И все время возвращался в мыслях к тому обстоятельству, что расположен техникум на территории бывшего монастыря. Есть в этом что-то горько-символическое... Ведь веками монастыри и церкви щедро предоставляли приют всем сирым и убогим, учили прихожан состраданию, внушали: обидеть горемычного — тяжкий грех, который и замолить-то трудно.

В самый голодный год у самого бедного крестьянина находились для калеки краюха хлеба, тарелка постных щей, теплый угол... Как же мы сумели растратить эти богатства русской души? Не случилось ли такое после того, как была отторгнута, изгнана из нашей жизни религиозная мораль?

Никогда и никому не поздно задуматься о собственном нравственном выборе, найти свою дорогу к духовному возрождению. Да и у самой церкви открылись теперь широкие возможности, не опасаясь гонений, брать под свое покровительство нуждающихся и немощных. Так, может быть, еще не все потеряно?

Александр РОСТАРЧУК