Интервью

Спартак Мишулин: «Людям надо говорить хорошие слова каждые пять минут»

... Я порадовалась за Спартака Васильевича, что есть у него настоящий друг и надежная семья; поняла, что главное в этот человеке — доброта и любовь к людям, и от души пожелала ему новых ролей в его родном театре, а нам новых встреч с любимым артистом.

Оказывается...

Наука и спорт

Высокие достижения спортсмена зависят не только от физической формы, но и от того, как он экипирован. Спортсмен может и не знать, сколько всяких ноу-хау вложено в его победу.

Присоединяйтесь

• RSS

"Люди меня боялись..." Исповедь бывшего сельского участкового инспектора.

Он сам пошел на откровенный разговор, этот широкоплечий мужчина неполных сорока лет, бывший сельский участковый инспектор в звании капитана, а ныне начальник вохровцев раймолокозавода. «Только сразу уговоримся: фамилию мою не называть,— предупредил он.— Не то, что я чего-то боюсь, а просто — на всякий случай».

Мы встречались с ним дважды во время дежурств. Думается, «ночные исповеди» бывшего сельского участкового представляют интерес не только для работников милиции.

Сегодня люди задаются вопросом: почему наша жизнь такая трудная и непутевая? По-моему, тут две причины. Первая — у народа страха не стало. Вторая — милиция потеряла свой авторитет. Нынче частенько ругают бывшего министра Щелокова: мол, позволял себе много лишнего, злоупотреблял служебным положением и прочее. Ну, имелись за ним грешки. А если с другой стороны посмотреть? Именно Щелоков навел в нашем ведомстве дисциплину, люди милицию боялись. Так и должно быть. Сегодня отпустили вожжи — и глянь, сколько спекулянтов да всякого другого отребья развелось. Принятые законы об «индивидуалке» и кооперации открыли «зеленый свет» хапугам и перекупщикам. Если раньше мы могли свободно арестовать дельца, который, допустим, из Прибалтики везет контейнер с кофточками, чтобы их с выгодой перепродать, то теперь, как говорится, к нему не подступись — у него патент имеется. Почему, скажите на милость, сегодня отделы БХСС не особенно борются со спекулянтами? Им, видишь ли, невыгодно «мелочевкой» заниматься. Ну, кого-нибудь для острастки пощиплют. И — все. А с серьезными хищениями просто боятся связываться. Себе дороже выходит. Почему? Да потому, что такие дела, как правило, в суде рассыпаются и оперы за них получают нагоняи. А участковым нынче тоже все до лампочки. Для них главное, чтобы на обслуживаемой территории поножовщины не было, самогоном по-наглому не торговали, да чтоб освободившиеся «зэки» находились под приглядом...

Раньше-то было не так. Не знаю как другие, а я, на своем участке поддерживал железный порядок. Без похвальбы скажу, люди меня и боялись, и уважали. Мой участок: три сельсовета, в которые входило двенадцать деревень. Я знал о каждой из них всю подноготную: в какой избе самогон гонят, кто подраться любит, где в сельпо товар припрятали. Чуть что — я тут как тут. А в дни получки непременно объезжаю пивные «чапки», слежу, чтобы мужики с пьяных глаз не поцапались. А после того, как начали бороться с алкоголизмом, все «чапки» прикрыли, завоз спиртного в сельские магазины сократили. А толку? Мужики пьют по-прежнему, но уже втихаря. В райцентр курьеров стали посылать за «горючим». Смех один, даже почин появился: отработать «за того парня», который уехал закупать водку на всю бригаду. Сколько рабочих дней на этом потеряли!

А тут наше начальство еще завело моду: участковых посылать следить за порядком в винных очередях. А зачем мне это надо? Или других забот у меня нет! Вообще работать сельскому участковому сегодня трудно: что ни день, то какой-нибудь рейд или проверка. Чего стоит одна борьба с самогонщиками. Поди-ка, поборись с ними, если чуть ли не в каждом, доме гонят «горючее». Что же, всех штрафовать? Ну, кое-кого прижучишь, на том все и кончается. Вообще я старался не доводить дело до суда. И вовсе не от излишней доброты так поступал, просто убежден, что запретами и репрессиями не побороть пьянства. Здесь надо что-то другое. Что именно? Откровенно сказать, не знаю.

Приходилось ли выпивать самому? Ясное дело, приходилось. Как говорится, служба заставляла. Но пил я не какую-нибудь гадость, а только водочку или коньяк. Придешь, бывало, вечером в подсобку сельпо, чтобы узнать, как идут дела, а здесь тебе уже стол накроют, с выпивкой, закуской — все как полагается. Потом в дорогу сверточек с продуктами, а как же! Колбаски там, ветчинки, консервов... Но все — в меру. Это сейчас хапают без зазрения совести. Вот я лично деньгами никогда не брал, поэтому и мог, в случае чего, строго спросить. И должен сказать, на моей территории было все честь по чести — ни обвесов, ни недостач. За этим я следил четко. Жалоб не поступало. И товары, между прочим, имелись. Не то, что теперь: на прилавках — густота, словно Мамай со своей ордой прошелся.

Но работы, скажу вам, было много: я и ОБХСС, и народный контроль, и инспектор по делам несовершеннолетних, и участковый, и юрисконсульт — все в одном лице. Со мной считались все руководители хозяйств. Это сейчас они с высокой колокольни плюют на милицию, дескать сами себе хозяева, что хотим, то и воротим. А тогда я мог, положим, придти к директору совхоза и заявить ему в глаза: ваш тракторист такой-то в рабочее время пашет чужой огород.

А сейчас? Где там! Надо в ножки поклониться, чтобы за свои же кровные купить кусок говядины. А у меня двое пацанов, жена на мизерной зарплате в детсаде работает — их кормить надо. Вот и крутись. Правда, недавно участковым сотню накинули, но все равно тяжело. Если разобраться, сельский участковый — тот же деревенский мужик, только в погонах. Без подворья не проживешь, особенно теперь. Да ведь в своем приусадебном хозяйстве работать надо, а где время взять?

Целыми днями крутишься как белка в колесе. В одной деревне местные ребята подрались с городскими, в другой — ночью магазин ограбили... Опять же, самогонщики. Тут у меня на участке одна бабка четверых отравила своим зельем. Заезжие спекулянты едут в деревню менять водку на мясо. Разве за всем уследишь? Да и опасно стало принимать крутые меры. Могут и отомстить. А что, были случаи. Вон недавно одного участкового из нашего района ночью так отметелили — еле живой остался. И концов потом не нашли. Как не осторожничать...

И вообще, люди в последнее время стали злые, раздражительные. Да и с чего им быть добрыми? К чему ни прикоснись — всюду развал. По части питания, правда, деревенским жителям легче чем городским — выручает подсобное хозяйство. А в остальном — плохо. Неуверенность в завтрашнем дне порождает злобу, мстительность, которые порой мне приходилось испытывать на собственной шкуре.

Чтобы не быть голословным, расскажу об одной истории, которая стоила мне лишних седых волос. Года два назад на моем участке появилось несколько семей из южных республик. Купили дома, обустроились. Потом заключили с колхозом договор на аренду фермы по откорму молодняка. В общем, начали работать. И что вы думаете? Сразу пошли слухи, что южане, дескать, «купили на корню» все руководство, поэтому оно им и покровительствует. Посыпались жалобы. Мне и еще одному инспектору из нашего райотдела поручили в них разобраться. В договорю между арендаторами и колхозом мы обнаружили «лазейку», позволяющую практически половину произведенного мяса продавать «на сторону». О своих выводах сообщили в ОБХСС. Оттуда прислали 'работников, которые тщательно проверили всю документацию. И сделали вывод, что нарушения, конечно, есть, но не такие серьезные, чтобы поднимать шум. И вновь пошли жалобы, теперь уже о том, что арендаторы «купили милицию». После этого ими занялась прокуратура. Возбудили уголовное дело. И представляете, меня, к примеру, обвинили в том, что я «прикрывал мафию», за что получал взятки в виде мясопродуктов. Полный бред! Не отрицаю, я и в самом деле несколько раз покупал у арендаторов мясо по «нормальной цене». Ну и что? Какой здесь криминал? Но начальство и слушать меня не пожелало. Мол, позоришь честь мундира, предупреждаем последний раз-

Конечно, можно придраться к любому, даже к фонарному столбу, но хуже нет — терпеть напраслину. Как-то один освободившийся «зэк» с моего участка в городе ограбил винный магазин. Начальство устроило мне головомойку: плохо ведешь профилактическую работу. А между тем, когда он вернулся из колонии, я провел с ним беседу, посоветовал быстрее устроиться на работу. Однако в родной совхоз его не приняли даже скотником на ферму. Звонил я директору, так тот прямо заявил, что ему не нужны уголовные элементы. Мужик, как говорится, с горя запил, поехал в город и там влип в новую историю. Сейчас снова осужден. А я-то здесь при чем?

Или такой случай. В одной деревне жила непутевая бабенка. Трое детишек у нее и, представляете, всех назвала Николаями. Однажды при встрече я поинтересовался: «Почему все твои пацаны носят одно имя?» «Зато отчества разные: Палыч, Иваныч, Николаич. Вот по именам их отцов и различаю.» «А где сами отцы?» «Сбежали. Я ведь ни с одним из них не регистрировалась», А надо сказать, сама она крепко выпивала. Однажды заперла ребятишек на замок и загуляла. Домой вернулась лишь через сутки, а там двое сыновей угорели до смерти. Старшего еле удалось спасти. После случившегося она умом тронулась и ее поместили в психбольницу. А меня, участкового, обвинили в том, что я своевременно не поставил вопрос о лишении ее материнских прав. Не спорю, с этой «мамаши» глаз нельзя было спускать. Но кто же мог предполагать, что все обернется такой бедой?

Вообще, у меня на участке было тридцать так называемых «неблагополучных» семей. В одной пьют по-черному, в другой — дерутся, в третьей — воруют... И что самое страшное, детей портят. В одной отдаленной деревне отец с матерью надоумили своих несовершеннолетних сыновей залезть в магазин. И, что вы думаете, они оттуда утащили? Сто пачек индийского чая, ящик коньяка, десять баночек красной икры, пять килограммов копченой колбасы...

Против родителей, естественно, возбудили уголовное дело. Но у этой криминальной истории оказалось совершенно неожиданное продолжение.

При проверке, которую я проводил с оперуполномоченным уголовного розыска, выяснилось, что районное начальство именно в этом магазинчике держало свой персональный «распределитель». Его специально поместили в отдаленную деревню, чтобы подальше от людских глаз. Мой коллега не удержался и написал статью об этом «спецмагазине» в газету. И что же? Его начали «пасти». И однажды подловили на распитии спиртных напитков (у него умерла сестра, выпил на похоронах). За пьянство с треском выставили из милиции. С трудом устроился работать в профессионально-техническое училище.

Должен заметить, работники милиции сейчас во многих отношениях хуже защищены, чем кто-либо другой. Иные райсоветы даже участковым отказываются выделять жилье. Да и со снабжением беда. Мне-то в сельской местности жить можно, у меня какое-никакое хозяйство имеется, а в городе мои коллеги сидят на «голодном пайке». Тут, как говорится, хочешь не хочешь, а пойдешь кланяться торговым боссам. А они и рады поймать работника милиции «на крючок», чтобы он потом закрывал глаза на все их махинации.

Со мной, без похвальбы скажу, это никогда не проходило. Меня побаивались. Да я и не особенно пользовался своим служебным положением. Как уже говорил, возьму сумочку с продуктами — и хватит. Поэтому в случае чего всегда мог поставить жуликов на место. Сейчас немало работников милиции «на крючке» у дельцов теневой экономики, а те, кто принципиальнее и честнее, все равно боятся с ними воевать. Более того, есть в милиции и такие, кто напрямую покрывают преступников. Разумеется, не за красивые глаза.

И вообще милиция сейчас, на мой взгляд, находится в растерянности: что и от кого защищать? Куда ветер подует? Раньше все было ясно. Скупаешь и перепродаешь? Ага, спекуляция — под суд тебя! Нарушаешь закон? К ответственности! А теперь? Все размыто, все «в тумане». Законов много и они нередко противоречат друг другу. А с милиции все равно требуют: ищи, выявляй, борись... С кем бороться-то? С бабкой, которая ведро комбикорма с фермы унесла? Это можно, сил хватит. А вот с теми, кто, имея в наличности сотни тысяч, скупают в сельской местности все что ни попадется,— к ним не подступишься...

Вот недавно, к примеру, изъяли из обращения 50 и 100-рублевки. А по кому это ударило? Да в первую очередь по сельским жителям, которые трудовые денежки всегда дома хранили. Сколько они на этом потеряли? Полагаю — много. Кстати, в эти три дня, пока шел обмен ассигнаций, по деревням рыскали дельцы, которые покупали сторублевки за... двадцать пять рублей. Одного я задержал и привел в отделение. Ну и что? Мне же и досталось: самоуправничаешь, участковый, какое, по-твоему, мы можем предъявить ему обвинение? В общем, его с извинениями отпустили. Вот так!

Со временем я убедился, как ни работай, все равно будешь нехорош: с одной стороны — начальство ругает, с другой — люди недовольны. Надоело мне все это до чертиков. Хоть и прослужил я в милиции почти двадцать лет, а несколько месяцев назад решился и подал рапорт об увольнении. Руководство не особенно меня отговаривало. На прощанье сказали: «Свято место пусто не бывает».

Снял я милицейские погоны и сейчас работаю начальником охраны на молокозаводе. А на мой участок и в самом деле вскоре взяли другого человека. Не знаю, как уж он там справляется со своими обязанностями, но, полагаю, что сталкивается с теми же проблемами, которые в свое время не давали покоя и мне...

...В исповеди сельского участкового отчетливо проглядывает социальная незащищенность этого «мужика, только в погонах». С одной стороны, его «начальство ругает», с другой — им «люди недовольны». И никого не волнует: а как, собственно, живется ему самому? С жильем — худо. Приусадебное хозяйство, при постоянной занятости на службе, вести тяжело. Вообще, во многих отношениях жизнь его труднее, чем у односельчан.

Но вот что настораживает в этой исповеди: тоска по тем временам, когда «люди милицию боялись», когда был «железный порядок», а участковому в сельпо с собой «сверточек давали». Не дай нам Бог вернуться к таким порядкам. В то же время при нынешней экономической и правовой неразберихе он, блюститель порядка, оказывается зачастую просто беспомощным.

Трудно удержаться от мысли, что в таком же параличе находятся многие милицейские службы — не случайно же разгул преступности в стране в последнее время принял просто катастрофические размеры. Вот почему исповедь бывшего сельского участкового заставляет о многом задуматься.