Интервью

Спартак Мишулин: «Людям надо говорить хорошие слова каждые пять минут»

... Я порадовалась за Спартака Васильевича, что есть у него настоящий друг и надежная семья; поняла, что главное в этот человеке — доброта и любовь к людям, и от души пожелала ему новых ролей в его родном театре, а нам новых встреч с любимым артистом.

Оказывается...

Наука и спорт

Высокие достижения спортсмена зависят не только от физической формы, но и от того, как он экипирован. Спортсмен может и не знать, сколько всяких ноу-хау вложено в его победу.

Присоединяйтесь

• RSS

"Будь они прокляты, эти орехи!"

Пожар возник внезапно. Жильцы едва успели выскочить на улицу. И тут кто-то крикнул, что в пылающем доме остался трехлетний Самвел. Гушер кинулась в огонь и вынесла сына. От полученных тогда ожогов у мальчика остались многочисленные шрамы да левая рука с тех гор плохо сгибается.

Так уж случилось, что спустя двадцать с лишним лет Самвел снова попал в беду. И верная своему материнскому долгу Гушер Цахановна Гукасян опять кинулась его выручать. Но на этот раз крестьянке из станицы Новоджерелиевской, что в Брюховецком районе Краснодарского края, противостояла иная стихия...

Уголовное дело № 6667

Отец Айказ Исакович — грузноватый человек с крупными мозолистыми руками, привыкшими к тяжелому физическому труду. Много лет работал в колхозе механизатором. Сейчас на пенсии. Инвалид второй группы. Сама Гушер Цахановна, маленькая худенькая женщина, тоже всю жизнь трудилась. И растила детей — восьмерых подняла с мужем на ноги. Но сейчас душа у них болит за одного — Самвела. За что судьба послала ему столько несчастий? Их сын не совершил ничего дурного, но местные милиция, прокуратура и суд обвинили его во всевозможных грехах и упрятали за колючую проволоку, откуда он вернулся больным человеком. И в подтверждение своих слов они выложили кипу бумаг копии судебных документов, переписка с официальными органами. Шестой год измученные родители обивают пороги «инстанций». пытаясь добиться справедливости. И все впустую.

В Брюховецкой районной прокуратуре, услышав, что я приехал по жалобе Гукасянов, удивились: ну и настырные люди! Их сын, Самвел, был осужден совершенно обоснованно. Вина его полностью доказана. Краснодарский краевой суд подтвердил справедливость вынесенного приговора. Можно, конечно, понять чувства родителей, которые стараются всеми силами защитить сына, даже посочувствовали работники прокуратуры, но закон есть закон, и с ним не поспоришь.

Потом мне принесли уголовное дело № 6667 по «обвинению Гукасян Самвела Айказовича по части 3 статьи 154 УК РСФСР», предусматривающей ответственность за спекуляцию в особо крупных размерах.

Читаю приговор Брюховецкого районного народного суда. Документ строгий, не оставляющий, кажется, ни малейших сомнений в том, что изобличен и осужден опасный преступник. Согласно ему Самвел Гукасян, двадцати двух лет отроду, скупил у жителей станицы Новоджерелиевской, в селе Малый Бейсуг и на колхозном рынке около двух тонн грецких орехов по 2 рубля 50 копеек за килограмм, которые затем отвез в Курск и сдал в тамошний облкоопторг по 4 рубля 50 копеек за килограмм, нажив таким путем около четырех тысяч рублей.

Судя по материалам дела, на предварительном следствии он вроде даже раскаивался в совершенном преступлении, однако на судебном процессе заявил, что не сделал ничего предосудительного, и настаивал на своей невиновности. Впрочем, суд счел это обыкновенной уловкой, стремлением уйти от ответственности и «отвесил» подсудимому пять лет лишения свободы в колонии усиленного режима. За суровыми строчками приговора отчетливо проглядывала мысль, что наше общество хотя бы на время избавилось от опаснейшего преступника.

Впоследствии я разговаривал с многими людьми, знающими Самвела. «Хороший парень,— говорили все без. исключения.— Вообще неспособен на плохой поступок». Вырос он в большой семье, где детей с ранних лет приучали к труду. После восьмилетки остался в станице, работал в колхозе. Старшие его братья один за другим уходили служить в армию. Подошла очередь Самвела. Наверное, после того трагического пожара его могли освободить от воинской повинности, но он сам настоял на призыве. Как мне потом объяснил, «не хотел, чтобы меня считали слабаком». Между прочим, следователь, который вел дело, запросил характеристику из части, где он служил. Командир отозвался о Гукасяне с самой лучшей стороны. После армии Самвел вернулся в родную станицу. Спустя немного времени его арестовали...

Признаюсь, трудно было поверить, что молодой человек в одночасье превратился в этакого матерого спекулянта, подрывающего нашу экономику. Дальнейшее журналистское расследование только усилило сомнения.

Беда Самвела, как ни странно, началась с того, что его родители задумали... построить дом.

История с орехами

Многие годы их большая семья ютилась в старой времянке. Но дети подрастали, становилось тесно. Вот и решили Айказ Исакович и Гушер Цахановна оставить им после себя дом, да такой, чтобы всем места хватило — в два этажа. В начатое строительство вложили все до копейки, включая взятую ссуду, но к исходу третьего года удалось лишь подвести стены под крышу. Для отделки дома нужны были деньги. А где их взять?

В окрестностях станицы пролегает широкая лесополоса. Испокон веков местные жители осенью собирали там грецкие орехи. Одни для себя, другие на продажу — ни то, ни другое не возбранялось. Решив заработать необходимые средства, осенью 1984 года семья Гукасян, включая малых детей, все выходные и вечера проводила в лесополосе. Хлопотал здесь и Самвел, недавно вернувшийся из армии. Общими усилиями им удалось собрать около тысячи восьмисот килограммов. Но сразу возникла загвоздка: где сбыть такую большую партию? Районные заготовительные организации завалены орехами. На местном рынке они тоже не пользуются спросом.

На семейном совете решили, что орехи надо отвезти куда-нибудь в центр России. Скажем, в Курск. Позвонили туда в областной коопторг. Там ответили: примем в любом количестве. Поехать вызвался Самвел, благо пока не устроился на работу и располагал свободным временем. Как на грех, именно ему пришла в голову мысль: докупить немного орехов,— чтобы сдать в коопторг ровно две тонны. Знал бы, чем это для него обернется,— поостерегся бы. Но он искренне считал, что не совершает ничего дурного, и, пробежавшись по дворам, приобрел у местных жителей по два с полтиной «недостающие» две сотни килограммов.

Самвел отправился в дальний путь на поезде. Щедро пришлось заплатить проводнику. И грузчикам, которые таскали мешки. И «левому» шоферу в Курске, взявшемуся подвезти орехи со станции до базы. И даже приемщику коопторга, чтобы не «тянул резину». Но даже с учетом перечисленных выше расходов Самвел за сданные орехи получил довольно приличную сумму. На вырученные деньги сразу закупили цемент, краску, шифер... В доме вновь закипела работа.

Прошло полгода. Жизнь семьи шла своим чередом. А между тем над ней уже сгущались тучи. В один из июньских дней 1985 года следователь Брюховецкого райотдела внутренних дел старший лейтенант милиции В. Заграфос вынес постановление о том, что Самвел Гукасян «с целью наживы приобретал у неустановленных граждан грецкие орехи, которые сдавал в коопторгах страны. В результате этого извлек наживу в сумме 200 рублей». А посему — возбудить против него уголовное дело за спекуляцию.

«Где золото?»

С чего это вдруг Самвел Гукасян привлек к себе внимание правоохранительных органов? Его родители в разговоре со мной уверяли: не поладили они с местным участковым, вот он им и отомстил. В райотделе, где я задал этот вопрос, мне ответили туманно: «К нам поступил сигнал, на который мы обязаны были отреагировать». Не будем строить догадки. Не в них суть.

Начатое расследование шло вяло. Не делалось даже малейших попыток отыскать тех «неустановленных граждан», у которых Самвел купил несколько мешков орехов. Однако спустя месяц из Краснодарского УВД (должно быть, «сигнал» поступил и туда) пришла грозная бумага: «Управление БХСС располагает информацией о том, что гражданин Гукасян Самвел Айказович сдал в облкоопторг г. Курска орехи грецкие в количестве 1990 кг на сумму 8991 рубль. Просим проверить причастность гражданина Гукасяна к спекуляции сельхозпродукцией».

Местное начальство всполошилось: что же мы дремлем, когда у нас под носом орудует матерый спекулянт? Начальник Брюховецкого РОВД подполковник милиции Н. Терехов спешно издал приказ: «Для полного, быстрого и всестороннего расследования уголовного дела по обвинению Гукасяна С. по статье 154 часть 3 УК РСФСР создать оперативно-следственную группу из следователя Заграфос В. А. и начальника ОБХСС капитана милиции Ященко В. Г.».

Чувствуете, как сразу накалили обстановку? О первоначальных двухстах рублях «наживы» предпочли забыть, а в уголовном деле начала фигурировать статья, предусматривающая ответственность за спекуляцию в особо крупнЬм размере. Подстегнутые начальственным окриком, местные работники милиции теперь действовали решительно...

Самвел месил во дворе раствор, когда к их дому подъехали «Жигули». Из машины вышли двое: один в штатском, другой в милицейской форме. Сказали, что ему, Самвелу, надо проехать с ними в сельсовет, чтобы решить один вопрос. «Подождите, я сейчас переоденусь и скажу домашним, куда я уехал».— «Это необязательно, вы быстро вернетесь назад». Самвел сел в машину. Но к его удивлению, поехали не в сельсовет, а прямиком — в райотдел. Здесь привели в кабинет начальника ОБХСС Ященко.

— Он сразу начал на меня кричать,— вспоминает Самвел.— «Ты,— говорит,— купил у населения и затем продал по завышенным ценам две тонны грецких орехов. Предупреждаю, у нас имеются неопровержимые доказательства, поэтому советую не запираться». Я объяснил, что орехи мы всей семьей собирали в лесополосе, а у жителей станицы купил всего двести килограммов. Ященко — кулаком по столу: «Врешь! Мы тебя, спекулянта, выведем на чистую воду!»

Час за часом продолжался допрос. Ященко сменил один из его сотрудников. И этот начал с крика: «Признавайся, иначе хуже будет!» Ночь провел в КПЗ. На следующий день меня первым делом повели к районному прокурору Михайлову. Я немного приободрился. Ну, думаю, уж он-то утихомирит ретивых работников милиции. Как бы не так! Прокурор сразу объявил, что меня ожидает пять лет лишения свободы. По наивности я тогда решил, что он просто стращает. Но как выяснилось впоследствии, именно такой срок мне и дали. Видно, у них все заранее было решено... А Ященко и его подручные продолжали выколачивать из меня «признания». Все чаще пускали в ход кулаки. После таких допросов «с пристрастием» я долго не мог прийти в себя. Жаловаться? А кому? К прокурору обращаться бессмысленно, он заранее считал меня преступником, с которым нечего церемониться. Милицейское начальство отмахивалось от моих претензий. Ему, как я понял, надо было поскорее «раскрыть» преступление, а для этого хороши были все средства. Да о чем говорить, даже врача нельзя было вызвать. На собственной шкуре я убедился, что, оказавшись в камере, человек становится полностью бесправным...

Поскольку «непонятливый» Самвел упорно отвергал обвинения, работники милиции решили хорошенько потрясти его домашних. Вечером того же дня оперативники во главе со следователем Заграфосом вновь нагрянули в станицу Новоджерелиевскую. Встревоженные родители кинулись к нему с расспросами: где сын, что с ним? Но следователь, и не подумав что-либо разъяснять, сурово осведомился: «Вы лучше скажите, где ваше золото?» Гушер Цахановна растерялась: «Какое золото?» — «То самое, которое ваш сын нажил нечестным путем. Имейте в виду, лишь добровольной выдачей имеющихся в доме драгоценностей вы облегчите его участь».

Гушер Цахановне стало плохо. Не лучше чувствовал себя и Айказ Исакович. Поняв, что от них проку не добьешься, работники милиции начали обыск. Перевернули весь дом — и нашли-таки золото: несколько украшений, принадлежавших самой Гушер Цахановне и ее дочерям. Кроме того, удалось обнаружить сберегательную книжку на имя Самвела Гукасяна. Счет, правда, оказался весьма скромным — 20 рублей 52 копейки. В семье еще имелся старенький автомобиль «Нива», впоследствии оцененный в три тысячи рублей. И наконец, им принадлежали времянка и недостроенный дом. Из предметов домашнего обихода достоин упоминания лишь телевизор давнего выпуска. Все это было тщательно описано. Командовавший «операцией» Заграфос запретил дальнейшие строительные работы: «Дом, возможно, придется конфисковать».

После этого он начал допрашивать членов семьи. Расстроенные учиненным разгромом, они не могли толком связать и двух слов. Находчивый следователь быстро нашел выход из положения: к примеру, допрашивая сестер Самвела, он попросту диктовал им «собственноручные показания». А в конце протокола допроса предусмотрительно заставлял делать приписку о том, что «никакого давления со стороны работников милиции не было».

Фактам вопреки

Спустя несколько дней в станице был проведен «рейд». Заходя в каждый двор, работники милиции задавали хозяевам один-единственный вопрос: покупал ли у них грецкие орехи Самвел Гукасян? Человек шесть признались: было дело. С их слов, он приобрел около... двухсот килограммов. Но ведь и Самвел этого не отрицал. Раздосадованный тем, что не получается «крупного» дела, следователь вновь начал изводить Гукасяна допросами.

— Меня к тому времени перевели в Новороссийский следственный изолятор,— вспоминает Самвел.— Условия там ужасные: сырость, грязь, с людьми обращаются, как с последними скотами. Начались боли в груди и подозрительный кашель с кровью. А тут еще тягают на допросы в станицу Брюховецкую. На тряском «воронке» двести пятьдесят километров туда и столько же обратно — измотаешься до предела. И все ради того, чтобы следователь в очередной раз спросил: признавайся, у кого еще покупал орехи? Грозил всяческими карами. Как я потом узнал, отец ходил к прокурору Михайлову и просил допросить несколько десятков местных жителей, которые подтвердят, что мы всей семьей собирали орехи в лесополосе. Но тот даже слушать его не стал.

Назначенное спустя несколько месяцев судебное разбирательство проходило в Брюховецком районном народном суде. Председательствовала О. Вараксина. Государственным обвинителем выступил сам районный прокурор А. Михайлов.

Вызванные свидетели, те самые, что продали Самвелу в общей сложности двести килограммов орехов, подтвердили свои прежние показания. Судя по всему, они были даже благодарны соседу за то, что тот избавил их от лишних хлопот. Да и купленные орехи он отвез не куда-нибудь, а сдал в коопторг по твердым расценкам. Если вычесть все понесенные при этом расходы, то выгода составила более чем скромную сумму. С точки зрения закона (и здравого смысла, к слову сказать, тоже) никак не тянуло это на спекуляцию в особо крупных размерах.

Но не забывайте, гремел в своей обвинительной речи прокурор, что помимо этих двухсот подсудимый сдал в коопторг еще тысячу восемьсот килограммов орехов и огреб за них немалые деньги. Вне всяких сомнений, он тоже скупил их у населения. Чем это подтверждается? Ничтоже сумняшеся обвинитель сослался на... показания приведенных выше свидетелей и накладную коопторга о приеме орехов. Иными словами, ничем. Выдвинутое против подсудимого обвинение лопнуло как мыльный пузырь.

Тогда за что судить Самвела Гукасяна? За скупку и перепродажу двухсот килограммов орехов? Да ведь по существу он сделал доброе дело: и тем, у кого их купил, и тем, кому продал. Что, по закону это считается спекуляцией? Значит, просто устарел закон. По нынешним временам требуется другой подход. Иначе вовек нам не видать предприимчивости, за которую мы так ратуем...

Но судьи были неумолимы: вопреки очевидным фактам, они признали Гукасяна виновным по всем пунктам предъявленных обвинений и приговорили к пяти годам лишения свободы в колонии усиленного режима. С конфискацией имущества. Из общей стоимости колхозного двора Самвела обязали выплатить около четырех тысяч рублей. Недостроенный дом так и оставили под арестом. Многодетная семья Гукасян в прямом смысле этого слова была обобрана до нитки.

Казалось бы, вышестоящие судебные и прокурорские органы должны были сразу обратить внимание на нелепость вынесенного приговора. Передо мной определение Краснодарского краевого суда, рассматривавшего дело в кассационном порядке. В нем лаконично указывается, что вина Самвела Гукасяна подтверждается показаниями свидетелей (перечисляются фамилии тех, кто продал ему 200 килограммов орехов) и накладной облкоопторга. А вот официальный ответ прокурора края Б. Рыбникова: «В ходе судебного следствия свидетели (перечисляются прежние лица) подтвердили факт продажи ими грецких орехов Гукасяну С. А. Вина осужденного также подтверждается приходной накладной Курского облкоопторга». Родители Самвела обратились в прокуратуру РСФСР и получили ответ за подписью заместителя начальника управления по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах П. Шишова. «Вина его установлена показаниями свидетелей (те же фамилии) и... накладной Курского облкоопторга».

Все, круг замкнулся. Читая эти и другие полученные семьей Гукасян официальные ответы, я не мог избавиться от мысли, что подписавшие их должностные лица, не особенно интересуясь подробностями случившегося, просто штамповали отписки. Лишь бы избавиться от докучливых жалобщиков. Меньше всего их волновала судьба человека.

В колонию на... лечение

А складывалась судьба у Самвела трудно. Мучила несправедливость наказания. К тому же в колонии здоровье резко ухудшилось. Положили в тюремную больницу. А там врачи установили, что у Самвела туберкулез легких.

— Долго отлеживался,— с горечью рассказывает он.— Лечение, конечно, не ахти какое. Питание никудышное. Да и сама обстановка угнетала. Через несколько месяцев вроде стало легче, но на следующий день после выписки — снова ухудшение. Положили в другую больницу. Разумеется, тоже тюремную. Так и протекала моя жизнь за колючей проволокой: с одной больничной койки на другую. Порой было так тяжело, что жить не хотелось. Спасибо родителям, они всячески старались поддержать меня. После того как я отбыл половину срока, меня освободили по амнистии. Вроде должен радоваться. Но — не могу. Что-то надломилось во мне. Все время спрашиваю себя: почему так со мной поступили? Где справедливость?.. Будь они прокляты, эти орехи!

Наш разговор происходил в прихожей. Длинный деревянный стол и пара колченогих стульев — вот и вся обстановка. S комнатах шли отделочные работы, пахло краской и олифой. Оказывается, с недостроенного дома, в который несколько лет никто из семьи не имел права даже заходить, лишь недавно был снят арест, и теперь они торопились его доделать, тем более что один из сыновей недавно женился и семья еще выросла.

А перед тем как прийти сюда, я встретился с Заграфосом, который в свое время вел следствие по делу Самвела Гукасяна. Конечно, признался он, им были допущены кое-какие просчеты. И как бы в оправдание добавил, что следователем тогда работал считанные месяцы, не было у него опыта, да и, признаться, особой склонности к этому делу. Позднее перешел на должность дежурного райотдела. Здесь ответственности поменьше. А начальник ОБХСС Ященко, так тот вообще распростился с милицией, сейчас работает юрисконсультом в местной передвижной механизированной колонне. По слухам, доволен новым местом: работа спокойная, платят хорошо. Прокурор Михайлов перебрался в Армавир и там продолжает трудиться на ниве социалистической законности.

Судя по всему, никто из них не испытывает особых угрызений совести по поводу проведенного «расследования о спекуляции в особо крупных размерах». А вот Самвел Гукасян и вся его большая семья по-прежнему не могут успокоиться. Я их понимаю: трудно смириться с несправедливостью. И потому, думаю, нельзя считать эту историю законченной.

Михаил ИВАНОВ